Жду и надеюсь

«В эти команды следует отбирать солдат с учетом их прежней профессии (лесников, полицейских, пастухов), которая поможет им хорошо ориентироваться в любой местности и принимать быстрые и верные решения. Действия таких разведчиков можно сравнить с детской игрой в индейцев или сыщиков-разбойников. Любители охоты всех званий (Jagdliebhaber) представляют в этом деле особую ценность… В ягдкоманды следует брать только добровольцев, людей инициативных и не сентиментальных, хорошо понимающих задачу… «Охотники», истребители партизан, должны применять гибкую тактику, используя приемы местных партизан (выход на позиции ночью, полная скрытность передвижения, засады на лесных дорогах)… Обычные методы ведения войны в данном случае не годятся… Проявлять к противнику неуместную жалость — значит ставить под угрозу жизнь наших солдат на фронте… Если ягдкоманда, выходящая на позицию или устроившая засаду, случайно обнаружена местными жителями, этих нежелательных свидетелей следует бесшумно ликвидировать. Если такой возможности нет и свидетелям удалось скрыться, следует немедленно изменить маршрут движения и место засады… Командирам частей следует предусмотреть усиленное питание и привилегии для солдат ягдгрупп в получении товаров из военных лавок… Награждать солдат ягдгрупп двухнедельным отпуском за каждый удачный рейд…»

Шурка знает о ягдкомандах то, что может знать человек, имеющий дело с бумагами. Но он не сталкивался с ними в ночном лесу, в судорожном и скоротечном бою. Все помнит Шурка о ягдкомандах, но не может он знать, какой тропкой бредут сейчас эти сумрачные, настороженные люди, одетые в маскировочные пятнистые костюмы, в кепи с длинными козырьками, желающие разменять свое профессиональное умение бывших охотников и полицейских на двухнедельные отпуска, которые так приятно провести на родине, в кругу семьи или рядом с медхен.

11

…Светлеет в лесу, к кромке горизонта подкатила луна, небо над головой подлиняло, звезды чуть пригасли. Обозначились в ночи прямые линии сосен, и засверкал глаз Мушки, терпеливо и равномерно тянущей таратайку. Еще сильнее повеяло в лицо холодком.

Дорога идет вниз, сосны вдруг исчезают, их гитарный высокий гул уступает место жесткому шелесту подсохших листьев. Вербы, клубящиеся как темные дымы, выходят к дороге, а впереди и под ногами проступает кусок неба со звездами.

Шурка, пытаясь поднять веки и ковыряя песок отяжелевшими сапогами, не может понять, как небо оказалось внизу и почему он идет прямо в звезды. Кажется, будто это само небо накатывается на него, а он поднимается навстречу на тихом самолете. И только когда фигура Павла, ступившего в воду, разбивает созвездия и они, прыгая, отбегают от него, Шурка догадывается, что впереди Дрижка, тихая полесская речушка, скользящая неприметно в густом прикрытии буерачного влажного леска.

Павло, махнув рукой, идет на ту сторону, чтобы обезопасить переправу, он сильно рассекает воду животом и по-змеиному, без всплеска, исчезает в темной завесе кустарника на другом берегу. Звезды, приплясывая, медленно собираются в прежний кружок. Коронат удерживает лошадь, потянувшуюся к воде и слегка всхрапывающую от жажды и нетерпения, он прислушивается, замирает, и наступает нестойкая минута тишины и мира. Затаенная еще луна выбеливает небо на том берегу, остро чертит изломанную крышу леса, река светлеет, и становится видна темная рябь медленно плывущих узких ивовых листьев, октябрьский ледоход. Легкий шепот воды, раскачивающей опущенные длинные ветки вербы, приглашает к покою, дреме, радости.