«Статс-секретарь Бакке поясняет, что русские всегда хотят быть массой, которой управляют. Так они воспримут и приход немцев, ибо этот приход отвечает их желанию: «Приходите и владейте нами…» «В отношении устойчивости русских партизан и их способности к сопротивлению в трудных природных условиях необходимо пояснить, что эти люди просто-напросто обладают качествами и инстинктами, которые утратил современный культурный и цивилизованный человек». «Руководитель отдела расовой теории института кайзера Вильгельма профессор доктор Абель докладывает, что в результате проведенных по заданию верховного командования антропологических исследований советских граждан русской, украинской, белорусской и пр. национальностей он пришел к выводу, что речь идет, вопреки распространенному перед началом боевых действий мнению, о весьма работоспособном, энергичном и цельном народе, в качестве решения проблемы профессор Абель предлагает либо полное уничтожение народа, либо онемечивание той части, которая имеет признаки нордической расы…» «Остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской. Эта интеллигенция обманывает, она ни ни что не способна, однако обладает особым обаянием и искусством влиять на характер немца. Этим свойством обладает и русский мужнина и еще больше русская женщина…» «Не разговаривайте, а действуйте. Русского вам никогда не переубедить и не переговорить; ибо он прирожденный спорщик и унаследовал склонности к умствованию. Главное — действовать. У русского не должно создаваться впечатление, будто вы колеблетесь. Тогда русский охотно подчинится вам. Не будьте мягки и сентиментальны. Если вы вместе с русским поплачете, он будет счастлив, ибо после этого сможет презирать вас. Только ваша воля должна быть решающей».
8Полесские жовтневые [10] ночи!.. Есть ли где ночи темнее и глуше?
— Стой! — коротко и сдавленно доносится из лесу.
Они останавливаются, и Шурка ударяется грудью о таратайку. Лоб его, разгоряченный движением, касается холодного и влажного брезента. Делается тихо. Ночь держит плотно, как в кулаке.
— Может, скажете пароль? — насмешливо спрашивает все тот же голос с обочины. Так певуче, словно играя на кеманче, разговаривает лишь маленький Азиев, кавалерист-сержант, однажды в августе сорок первого спешившийся в приднепровских лесах, чтобы принять здесь бой, который длится для него уже более года.
— У меня пароль молчит, как мозоль,— отвечает своенравный Павло, не допускающий и мысли, что его голос могут не узнать.
Четкий кадровый сержант Азиев не поддерживает этот насмешливый тон, но и не желает вступать в препирательство.
— Хорошо,— говорит он.— Немножко отдохните, сейчас будем начинать.
Среди сосновых стволов вспыхивает слабый, прикрытый козырьком ладони луч фонарика и, чуть приблизившись, выделяет темный силуэт таратайки и одинокую, нахохлившуюся фигуру наверху.
— Погаси фонарь! — взрывается Павло.— А то я тебе засвечу прямо в очи прожектором из пяти пальцев.
— А чего? — удивляется партизан.
— А ничего.
— Везут кого-то,— шепчет обиженный, погасив фонарь и уйдя в резко ударившую темноту.— Кто-то драпает из кольца на тележке…
— Прошу немножко тише! — шипит Азиев, и в шипении этом — музыка каспийских волн, грозная музыка.— Иди сюда, Павло. Немножко поговорим. Кто с тобой?