Может, дело в том, что я никогда не ставила себе никаких деловых таргетов, думала она сквозь постепенно утихающий набат в ухе. А может, в том, что никогда не покупала платья из коллекции Марьяны Кириенко. Или в том, что я очень люблю вкусно и с удовольствием поесть, и когда ем, мне нет дела до углеводов – быстрых, медленных, каких угодно. А может, в том, что мы с Ксенией, Марьяной и Хельгой Пароть живём в разных мирах? Может, они пришелицы с Альдебарана и землянкам никогда их не понять?.. Может, на Альдебаране, где подают «божественный киноа», принято скрываться от людей на теплоходах, где десять дней подряд ты мозолишь всем глаза, ходишь по одной и той же палубе, ешь за одним столом, сидишь на корме в соседних креслах?..
Глаза у Таши стали закрываться, она подложила руку под щёку, вздохнула, совершенно счастливая, что колокол перестал бить набат – видимо, его всё же удалось сослать в Тобольск, – и заснула.
Как провалилась в чёрную дыру.
Некоторое время спустя кто-то заглянул в окно и постоял, прислушиваясь. Окно оказалось открытым, из-за шторы можно было разглядеть спящую на кровати Ташу – с подушкой на голове.
Затем в дверном замке щёлкнуло, пиликнуло, дверь открылась, и в каюту-люкс номер один вошёл худосочный матросик в форменной одежде. Он волок за собой прямоугольное палубное ведро и верёвочную швабру. С видимым усилием он втащил ведро, аккуратно прикрыл за собой дверь и постоял, прислушиваясь.
Таша спала глубоким сном, даже рот приоткрылся. Матросик посмотрел на неё, усмехнулся и, покраснев от натуги, вытащил из ведра небольшой квадратный чемодан.
Ручка ведра загрохотала, и матрос весь покрылся потом от испуга. Но Таша даже не шевельнулась.
Матросик посмотрел по сторонам, пооткрывал все шкафы – в одном были Ташины наряды, в другом две какие-то курточки, а в третьем дополнительные одеяла и подушки, и больше ничего.
Матросик, перегнувшись на одну сторону, втиснул чемоданчик в нижнее отделение шкафа, подумал и прикрыл сверху одеялом. И посмотрел.