Жажда странствий

— Ты лучше полюбуйся, какие чудесные вещи тебе подарили! Радоваться надо, а ты хнычешь. — Одри вела себя с Аннабел скорее как мать, а не как старшая сестра. Четырнадцать лет она опекала ее и наверняка даже с большей заботой, чем их родная мать. Она даже колледж выбрала в Сан-Франциско, чтобы не расставаться с сестрой. Аннабел в колледж поступать не пожелала, довольно с нее и пансиона мисс Хэмлин. Впрочем, никто от нее иного и не ждал, ведь все с самого начала решили, что старшей сестре Бог дал ум, а младшей — красоту.

— Неужели и в самом деле придется ехать сегодня в город? — Аннабел бросила на сестру умоляющий взгляд, но Одри решительно повела ее наверх, заставила одеться и сесть за секретер — писать открытки с выражением благодарности. Тем временем оделась сама, и в половине одиннадцатого, когда шофер подал к крыльцу темно-синий «паккард», который дедушка предоставил в распоряжение сестер, обе были готовы. Стоял прекрасный летний день, июль только начался, и небо было синее, как когда-то на Гавайях.

— Анни, ты помнишь Гавайи? — спросила Одри, когда они ехали по одной из центральных улиц. Хорошенькая блондинка в белом полотняном платье и экзотической шляпе с широкими полями отрицательно покачала головой — она не помнила ничего. Для Аннабел прошлого просто не существовало, снимки отца наводили на нее скуку, они казались ей странными, даже жутковатыми, хотя именно это всегда и восхищало Одри. Когда она смотрела на снятые отцом виды Китая и Японии, на горы и реки, они словно оживали, она сама переносилась туда и оказывалась среди людей, одетых в кимоно: вот они везут забавные маленькие тележки, удят рыбу, стоя на берегу, и кажется, вот-вот заговорят с ней на своем родном языке… В детстве Одри часто засыпала с одним из альбомов на коленях и видела во сне далекие сказочные страны… А теперь ее собственные снимки открывают что-то необычное и оригинальное в самых банальных сюжетах.

— Од, проснись! — Машина уже давно остановилась у магазина Магриен, и Аннабел с изумлением глядела на сестру. — О чем ты размечталась?

— Ни о чем. — Одри отвела глаза. На самом деле она думала о своей любимой фотографии, сделанной отцом двадцать лет назад в Китае: улыбающийся отец верхом на ослике.

— У тебя было такое счастливое лицо, — прощебетала ни о чем не догадывающаяся Аннабел. Одри улыбнулась.

— Наверно, я думала о тебе, о свадьбе… — Она вышла вслед за Аннабел из машины. Прохожие мгновенно уставились на них: «паккард» сейчас большая редкость, почти все, у кого эти машины были, продали их. Не замечая ничего вокруг, Аннабел вошла в магазин, Одри последовала за ней. У нее неожиданно возникло чувство, будто она здесь чужая, что какая-то грубая сила вырвала ее из пейзажа далекой страны на любимой фотографии и швырнула сюда, в мир праздной роскоши. Она с изумлением вдыхала воздух, пропитанный ароматами французских духов, перед глазами мелькали очаровательные шляпки, шелковые блузки, перчатки, прелестные и баснословно дорогие. И Одри вдруг поразила мысль, что она растрачивает свою жизнь на пустяки, абсурдно и бессмысленно, хуже того, несправедливо. Жизнь так трудна, люди вокруг голодают, у детей нет теплой одежды, по всей стране лишившиеся крова ютятся в бараках, а Одри с сестрой покупают дорогие туалеты, заказали подвенечное платье, которое стоит больше, чем образование в университете…

— Что с тобой? — спросила Аннабел в примерочной, увидев, как Одри вдруг побледнела и лицо ее стало белым как мел.

От мыслей, которые сверлили ей мозг, она испытывала почта физическую тошноту.

— Ничего. Просто здесь душновато…

Помощницы портнихи бросились за водой для Одри. Одна нажимала рычажок сифона, другая держала стакан, при этом они перешептывались, повторяя вслух то, что было в мыслях у всех: «Бедняжка… это ж надо, как завидует сестре, аж позеленела… ей-то надеяться не на что, так и проживет всю жизнь вековухой». Одри, конечно, не слышала, о чем они шепчутся, но вообще подобные слова ей доводилось слышать не раз, так что она к ним привыкла. Вот и нынче вечером она не испытывала ничего, кроме незамутненного равнодушия, беседуя в гостиной с Харкортом У эстербруком-четвертым в ожидании, когда к ним спустится Аннабел и вернется из клуба дедушка. Он, против обыкновения, опаздывал. Аннабел, по обыкновению, тоже. Она всегда опаздывала, по любому пустяку впадала в панику, и успокоить ее могла только Одри, взяв все ее дела и решения на себя.