Жажда смерти

Растерянная секретарша Васи вскочила при нашем появлении.

— Владимир Леонидович, — залепетала она. — Я уже сто раз звонила...

Не слушая ее, Храповицкий метнулся к запертой двери и забарабанил по ней кулаками.

— Вася, открой! — закричал он. — Что с тобой? Ты жив?

Ответа не последовало.

— Ломайте! — приказал Храповицкий охране. Дверь была надежная, из ценных пород дерева. Но под напором двух тренированных тел, спешивших реабилитироваться после дневного позора, она затрещала и поддалась. Сорвав ее с петель, мы влетели в Васин кабинет, сшибая друг друга с ног.

Рабочее помещение Васи было копией кабинета Храповицкого, только намного меньше. Те же яркие кричащие краски и та же авангардная неудобная мебель. Сейчас весь стол для совещаний был уставлен пустыми бутылками. Преимущественно из-под коньяка и виски. Еще несколько валялись на полу.

Развалившись в кресле, разбросав ноги и высоко запрокинув голову, Вася мирно спал. При этом он трогательно посапывал. Рядом с ним на спинке кресла аккуратно висел его пиджак, с платком в нагрудном кармане. За столом, уронив головы на руки, друг напротив друга, бесчувственно спали обыскивавшие Васю сотрудники налоговой полиции. Все были мертвецки пьяны.

— Вася, мать твою! — начал было Храповицкий, но прервался, подавившись нервным смехом.

— Это ж сколько они выжрали! — ужаснулся Виктор. — Дай-ка я посчитаю. Батюшки! По два литра на душу! Вот это Вася развязался! А ты говоришь, сердце слабое!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

— Нет, Владимир Леонидович, тут что-то не так, — глядя на Храповицкого старческими, выцветшими глазами, тянул прокурор. — Уж поверь мне, что-то здесь не сходится.

Он посмотрел на лежавшую перед ним папку с жалобой, которую принес Храповицкий, задумчиво почесал свой мягкий шишковатый нос, решил, что без очков все равно ничего не увидит, и отодвинул папку в сторону.

— Чует мое сердце, неспроста все это, — заключил он.

— Конечно, неспроста, — сдерживаясь, произнес Храповицкий. Он опасался прокурорской нерешительности и пытался надавить исподволь. — Это заказ. Продажность и наглость. И ничего больше.

— Что заказ, это и дураку понятно, — поддакнул прокурор. — А все равно — не то.

Он вздохнул и посмотрел в потолок. Прокурор готовился к пенсии. Вся эта война, затеянная олигархами, была ему совершенно ни к чему. Проблем у него хватало и без нее. Ему не нравилось, что в эту войну влезает губернатор, но еще больше не нравилось, что Лисецкий пытается впутать и его, прокурора. По его мнению, если на то пошло, то сажать их можно было всех. И Гозданкера, и Храповицкого, и самого губернатора. Честных среди них не было. Так что даже если бы они передрались и переубивали друг друга, никакого вреда, по его, прокурора, мнению, области от этого бы не приключилась. Одна только польза. Поэтому он сидел и тянул свое «не то», пытаясь сообразить, с чего начать, чтобы сразу не наломать дров.

Что ввязываться в эту склоку все равно придется, он понимал. Отказать губернатору он не мог. К выходу на пенсию Лисецкий обещал подыскать ему хорошее спокойное место в областной администрации. К тому же прокурор терпеть не мог генерала Лихачева, выходца из КГБ, который только и умел, что собирать всякие сплетни и доносить в Москву, через что прокурор сам однажды чуть не пострадал.

— Лихачев взял денег у Гозданкера, — теряя терпение, выговорил Храповицкий. Упоминание о деньгах, как ему казалось, должно было подогреть прокурора. — А теперь их отрабатывает. Прет напролом.

Прокурор фыркнул.

— Эка невидаль, денег взял, — возразил он. — А что, Лихачев у тебя не берет, что ли? Так уж, между нами? Берет, конечно. А видишь, все равно полез. Да бойко так! У всех на глазах! Ораву такую послал. Хоть бы мне сначала позвонил, я бы ему объяснил, как это делается. Так нет! Сам попер! Ведь знает, что ты с губернатором того... Дружишь. А видишь, не побоялся. Он ведь тертый калач, Лихачев-то. Просто так голову в петлю не сунет. Губернатор его еще на будущий год согласовывать будет. И вдруг вот вам. Получи фашист фанату! — Он прервался и покачал головой. — Нет, Владимир Леонидович. Тут не простой заказ. Тут — политика! — последнее слово прокурор выговорил с отвращением, понизив голос.

— Какая же политика? — удивился Храповицкий. — Я же политикой не занимаюсь! Мое дело бизнес.

— Ты-то, может, и не занимаешься, — согласился прокурор. — А кое-кто занимается.

Он кашлянул, огляделся по сторонам, как будто в его тесном кабинете мог случайно оказаться кто-то посторонний, и на всякий случай наклонился поближе к Храповицкому.

— Губернатор-то наш чего удумал? — зашептал он. — В президенты идти! Слыхано ли? И болтает об этом кому ни попадя. Вся область уже об этих планах знает. А в Москве-то не дремлют. Нет, — решительно покачал он головой, как будто Храповицкий настаивал на том, что состояние дремы является непременным условием жизни в Москве. — Не дремлют.

— Вы хотите сказать... — начал Храповицкий, пораженный.