Жажда смерти

– Требовали – не просили, требовали гребаную скидку на Рождественские подарки для своих гребаных ублюдочных детей. Вот скажи: тебе кто-нибудь когда-нибудь в жизни давал скидку на Рождественские подарки для твоих детей? Блин, я работаю, чтобы прокормится и не могу позволить себе купить какие-нибудь хорошие подарки для детишек, просто не потяну, слава Богу, если они смогут порадоваться паре игрушечных автомобильчиков, да новой школьной форме. И у всех всегда сердце кровью обливается по поводу гребаных негритосов. Иисус Христос! Если я еще разок услышу всю эту мутотень трехсотлетнего рабства, я придушу паршивца, который мне это скажет собственными руками, клянусь Господом всемогущим! Они не просто хотят переехать в соседний с тобой дом, а спалить твой дом, и что же тогда? Какой-нибудь вонючий негрожополиз скажет, что мы должны платить большие налоги и давать черномазым еще больше наших кровно, потом заработанных денег и позволять им отнимать у нас наши рабочие места, и вот тогда они возможно станут получше к нам относиться и решат не сжигать наши дома. Так вот, что я тебе скажу, – и мужик наставил на Пола указательный палец, – ети иго мать, все это чушь и кусок дерьма, потому что если какой-нибудь ниггер кинет кирпичом в мое окно – я просто взорву к чертовой матери его ниггерское логово. У меня зарегистрированный дробовик висит прямо за входной дверью, и коли я увижу какого-нибудь черного сукина сына, шныряющего возле моего дома, он вначале будет убит, а потом станет задавать вопросы. С этими заразами надо быть крутым, иначе – труба, они понимают только язык силы.

Еще месяц назад Пол постарался бы найти какие-нибудь аргументы, чтобы привести этого хама в чувство, показать, что не все так просто как ему кажется, не всегда нужно рубить-и-колоть. Но теперь ему казалось, что этот человек не так уж не прав. Все дозволяющие общества, как вседозволяющие родители: из-под их крылышек выходят адские детки.

Пол с горечью подумал: у человека должно остаться хоть парочка иллюзий.

Наконец человек посмотрел на стрелки часов, висящих над стойкой, и вышел. Пол заказал третью порцию джина и принялся катать стакан между ладонями, не зная, на что бы взглянуть. За его спиной, по стене были расположены пять кабинок: в двух сидели, споря напряженным шепотом, пары. В первой уставясь в окно находилась здоровая баба, время от времени она подзывала бармена и Пол видел ее пухлое старое личико, не вяжущееся с выбеленными пергидролем волосами. Она иногда вставали кидала в музыкальный автомат монетки: после этого комната начинала вибрировать, а Пол удивляться, почему эти автоматы всегда усиливают тяжелые басовые доли.

Мне всего лишь нужно подойти и спросить: “Не возражаете если я присяду рядом?”

Но он этого не сделал; и знал, что никогда не сделает этого.

Однажды женщина даже остановилась на пути в кабинку и прямо взглянула на Пола. Он опустил глаза, и ему показалось, что женщина пожала плечами и отвернулась. Когда он снова решился взглянуть, она садилась на свое место покручивая задом так, что хлопчатобумажное платье сильно обтянуло ее округлости.

Бармен налил ему по новой и Пол решил завязать разговор с ним, но мужчина оказался не из разговорчивых, а может просто настроение у него было дурное. У дальней стойки сидело пятеро мужчин, поглядывающих футбол по телевизору, и разговаривающих с легкой фамильярностью давным-давно знакомых людей; наверное соседские владельцы магазинов – прачечных, обувных мастерских, деликатесных лавок – и по их виду было заметно, что незнакомцев в свою компанию они не принимают.

Пол заплатил по счету и залпом проглотил четвертую порцию выпивки, почувствовав эффект от алкоголя, как только вышел на тротуар. Глаза его не могли уследить за движением на Бродвее – поток двигался чересчур быстро. Приходилось совершать героические усилия, чтобы не шататься из стороны в сторону. На углу Семьдесят четвертой он решил свернуть, чтобы люди на Семьдесят второй не увидели, в каком он находится состоянии.

Углубившись в незнакомый квартал, Пол почувствовал как его настиг страх. По всей длине улицы не было видно ни единой живой души: тени ужасали, а грозные скопления зданий бросали на проезжую часть мрачные изображения: ступени, навесы, припаркованные фургоны: здесь, на узких подъездных аллеях могли скрываться убийцы...

Тут он вспомнил ту ночь, когда он со страхом брел по Ист-Сайду. Похоже настало время перестать ударяться в панику. Убыстрив шаги, Пол двинулся вперед; но да, да, ладонь крепко обхватила затянутую в носок стопку монет, кишки завязались в крепкий узел, и не было нужды претворяться, что вытягивающая душу темнота не переполнена ужасом. Биение сердца было ничуть не тише отзвуков шагов по бетону.

И поэтому он сначала не услышал шагов сзади...