Жажда расплаты

Все окончательно смешалось в холдинге. Люди ощущали себя невольными участниками какого-то нереального, даже сумасшедшего боевика. Многие временами почти забывали о причине столь странных перемен… И неизменно по многу раз в день упирались лбом в эту причину. В эту страшную, трагическую и невероятную потерю. Антона нет! Люди бежали к его кабинету, чтобы задать вопрос, на который мог ответить только он, а его нет… Человеку хочется поговорить с кем-то умным, внимательным, вдумчивым, а кабинет лучшего собеседника занят загадочными личностями, которые рассматривают на мониторах его гибель. Раскладывают на мелкие фрагменты это непонятное горе, которое всем оказалось так тяжело пережить. Многие в коллективе даже не отдавали себе отчета, кем был для них Антон Ковальский. Самый талантливый руководитель? Лучший рецензент? Советчик с безупречным вкусом? Рассказчик с багажом уникальных знаний? Да, все это, без всяких сомнений. Но по начальникам и советчикам так не тоскуют. А по Антону реально плакали даже мужчины. Так на фоне его смертельного подвига открылась главная роль Ковальского по жизни. Он был другом, которому можно все доверить. Он был близким человеком для тех, кому пришлось страдать и дано принимать страдания других. Такого человека у них больше не будет. Потому что таких не бывает больше одного.

Даша стойко ходила на работу. Была сосредоточенной и серьезной. Выглядела даже спокойной. Но она таяла на глазах у всех, как Снегурочка. И это не образное выражение. Постоянная одежда Даши, которая была всем знакома и которая так хорошо смотрелась на ней, теперь выглядела как вещи мамы на маленькой дочери, которая решила их примерить, оставшись дома одна. Сама Даша как будто не замечала такого дискомфорта, только стала затягивать и завязывать поясами брюки и юбки. Часто эти пояса были откровенно не в цвет. А ведь Даша так щепетильна во всем, что касается выбора одежды…

Секретарь Клавдия по несколько раз в день забегала в кабинет Виноградовой, чтобы поставить на стол Даши тарелочку с теплыми пирогами, кусочком торта или нарезанными фруктами. В глазах Клавдии, теперь постоянно красных, была жгучая жалость, но она никогда ничего не говорила.

Даже Юлия, которая теперь регулярно ходила на работу, постоянно предлагала Даше отдохнуть, пыталась брать ее дела и даже принесла бутылочку сливок и скорбно, с демонстративным милосердием наливала их в чашку с кофе для Даши.

Впрочем, сострадание не мешало Юле временами кому-то произносить фразы типа:

— Некоторые думают, что только им тяжело, и требуют к себе особого внимания и участия. А я думаю, что никто так хорошо не знал Антона, как я. Только я его по-настоящему ценила. Мне кажется, он отвечал мне тем же.

Иногда Даша заходила в бывший кабинет Ковальского, останавливалась у порога и смотрела на незнакомых людей, которые там обосновались, с недоумением и тоской. Она не забывала, что Антона нет. Она просто не могла понять, что могут делать другие люди там, где его нет. Ведь все бесполезно, бессмысленно… Антон больше сюда не войдет. Все умерло: его теплая, светлая квартира, в которой можно спастись от холода, дождя и горя, его телефон, его голос…

Сергей Кольцов внимательно смотрел на Дашу. Ему требовалось задать ей немало вопросов, но было ясно, что он пока не найдет в ней отзвука. А ему от нее нужны не факты… Не столько они. Нужно что-то другое, вроде проблесков интуиции, которая сейчас заблокирована депрессией. Сергей не сомневался, что это в ней есть. Она ближе всех к двум мужчинам, которые оказались целями маниакального преследования. И ее взгляд с порога он читал легко. Однажды подошел и сказал:

— Никто никого не может вернуть. Но у живых всегда остается долг справедливости. Мы поймаем убийцу Антона, того, кто пришел убивать тебя. Это необходимо для того, чтобы остановить хотя бы одну машину убийства. И мы все вместе должны раскрыть эту проклятую тайну чьей-то ненависти или болезни, которая требует неизвестно какого количества жертв. Поиск поможет, поверь мне.

Никому не запрещали заходить в этот штаб и наблюдать, сколько захочется. Все равно никто не понимал тот экзотический язык, на котором общались специалисты как на родном. Коды, термины, воодушевление, возгласы открытий… И все вроде на ровном месте: люди просто смотрят в монитор, на котором ничего понятного.

Коля Бородянский однажды простоял минут сорок в центре кабинета, ничего не понял, но жутко разозлился из-за того, что его практически не заметили. Эти «спецы» отреагировали на него как на дополнительный стул. Тут еще Кольцов, не двинувшись с места, командирским тоном произнес:

— Так, ребята. Мы у цели. По коням…

И они еще двадцать минут пялились в монитор, пока Кольцов не сказал: «Есть!» Все облегченно откинулись на спинки и даже рассмеялись.

— Что у тебя есть?! — рявкнул взбешенный Коля. — По каким, к фигам, коням! Вы уже вросли задами в стулья, вот и все ваши кони. Я долго терпел, но теперь очень хочется задать один вопрос: вам платят за время так называемого расследования? Или все же за голову убийцы?