— Антон, теоретически, разумеется, все это было бы правильно. Но я думаю о нас, о Норе и о тебе, если ты не понял. Думаю с большим беспокойством и тревогой, чем о садистке и воровке. Мы не можем себе позволить бросить все и увязнуть в болоте выяснений, дурацких предположений и ковыряния в наших вещах, деньгах и подробностях личной жизни, которые будут смаковать зеваки во всех сетях и перевирать в СМИ. Потери, несопоставимые с невидимым удовлетворением от того, что одна из миллионов подзаборных мошенников немного посидит на зоне и поднаберется там опыта. Антон, ты просил Валю за нее. Ты же понимаешь, что и этот момент тебе придется объяснять не самым объективным и порядочным людям. Я понятно изложил?
— Более чем. Я думаю приблизительно так же. Тем более я с какого-то времени стал замечать за Николаевой странные вещи. Даже последил и поэкспериментировал… Почти уверен: речь о психиатрических отклонениях, возникло даже предположение, что это клептомания…
— Я потрясен, Антон. Ты знал, что рекомендуешь нам оставить любимую кошку с клептоманкой и садисткой?
— Нет, не так. Я предположил, что неспособность Галины устоять и не положить в карман мелкую купюру, сознательно забытую мной на столе, или ничего не стоящую безделушку, это механическая разрядка нездорового человека, доведенного до предела нищетой и полной заброшенностью.
— Какой там предел, Антон! Не смеши меня. У вас секретари с опытом получают больше, чем молодые сотрудники, Валя говорила.
— Я немного о другом. У Галины явно есть какие-то тайные заботы или обязательства… Но это, видимо, другой вопрос. Я не договорил. Галина имеет доступ ко всем нашим сейфам. Я пару раз оставлял там довольно крупные суммы, не пропадало ни рубля. Она бывала у меня дома: там немало дорогих и редких вещей — все на местах. Могла схватить яркую керамическую безделушку, сувенирную чашку. Серьезное ограбление своего же сотрудника — такое я не мог предположить никогда. Если не считать своей дурацкой слабости, она очень обязательный, преданный и отзывчивый человек… Она не садистка. Что-то переклинило в голове, забыла окна закрыть… Но она же не сознательно искалечила Нору. Она с такой любовью и умилением о ней говорила…
— Не знал, что в тебе столько наивной доверчивости, — произнес с горькой насмешкой Игорь. — Какой образ создал из отмороженной твари. Она крала у тебя только безделушки и копейки, потому что ты ей нужен надолго и на большие суммы. А мы — эпизодические жертвы, имело смысл схватить сразу и побольше. Да еще искалечить дорогое нам существо. Такие преступницы всегда ненавидят богатых и счастливых. Они ненавидят даже их детей и любимцев, которым легче всего мстить. Она садистка! Корм Норе ей помогала заказывать одна кошатница из подъезда. Николаева переводила ей на карту деньги, Маша заказывала себе и ей, приносила в нашу квартиру, Николаева брала. Но вскоре Маша заметила, что та выходит с этими пакетами и садится в такси. Она не кормила Нору! Она продавала кому-то ее корм. Маша немного тормознутая, не сразу с кем-то поделилась. Соседи проверили… Уже собрались нам сообщить, но тут и случилось несчастье. Негодяйка оставила окна открытыми не случайно. Это же понятно любой идиотке: кошка, брошенная одна в квартире, от голода и холода бросится в открытое пространство, чтобы найти людей, еду. И хирурги сказали, что кошка крайне истощена, а в желудке у нее вообще какие-то тряпки и куски картона. Так она выживала. Антон, не то чтобы я тебя обвинял… Но я не могу не обвинять тебя на самом деле. Не могу осознать масштаб той беды, в которой мы оказались. Кто-то может подумать: подумаешь, кошка. Да и деньги у них есть, купят новые побрякушки и здоровую кошку. Но ты мог бы понять: у нас нет и не может быть детей. И мы всего лишь хотели подарить счастливую жизнь одной маленькой кошечке. Полюбили ее без памяти.
— Понимаю, Игорь. Поверь мне хотя бы в этом. Что я могу сделать?
— Только то, о чем я попросил. Привлеки кого сможешь и найди эту маниакальную хищницу в овечьей шкуре. Иначе я попрошу совсем других, по-настоящему крутых людей это сделать. И тогда я за себя не ручаюсь. До связи. Прости, но у тебя от силы сутки. Больше ждать не смогу.