После двух суток безумия, во время которых Шарлю казалось, что он действительно лишается рассудка, для него наступил этот период обманчивого спокойствия.
Он смог думать о свадьбе Сары, смог думать о Жюльене, не испытывая болезненного сжимания сердца, которого так боялся, потому что оно всегда предвещало сердечный припадок.
Он уверял самого себя, что «выпутался» из этой истории, и испытывал нечто подобное тому, что испытывает выздоравливающий после долгой болезни.
В день приезда Сары он переселился в маленькую гостиницу, милях в пяти от замка.
Он не хотел вводить себя в искушение свиданием с ней — по крайней мере, верил, что не хочет этого, но, как и надо было ожидать, явился к ней на следующий же день. Быть в стороне казалось ему не по силам.
— Как вы плохо выглядите, — воскликнула Сара при его появлении.
— У меня был припадок, — ответил он, усаживаясь с ней рядом и даже улыбаясь. — Я все-таки остался, хотя вы и советовали мне уехать. Я помогал вашей матушке.
— Это было очень любезно с вашей стороны.
— Но теперь я уеду. Кстати, все ваши друзья разъезжаются! Я слышал, что Гиз получил назначение в Тунис.
Она заметно покраснела.
— Да. Не правда ли, это очень лестное назначение?
— Еще бы. Впрочем, надо отдать справедливость: Гиз — способный малый.
Он все время не спускал с нее испытующего взора.
Ощущение «пойманности» снова охватило его, пробуждая в его душе дремавшее там бешенство.
Гиз имеет право целовать эти губы, слышать биение этого сердца; Гиз будет обладать Сарой!..
Словно издалека донесся до него собственный голос, когда он спросил Сару о сроке отъезда Жюльена.
— Кажется, на следующей неделе, — неуверенно сказала она, вглядываясь в глубину парка.
Ей кажется! За какого же дурака она его считает, слепого, безмозглого, доверчивого дурака!
— И надолго? — снова спросил тот же чужой голос.
Сара предполагает, что он пробудет в Тунисе около года. Роберт поедет к нему на каникулах.
— Один? — совсем тихо спросил Шарль, — или и вы поедете?
— Нет, — возразила Сара, — впрочем, не знаю…
Впрочем… не знаю.
Очевидно, она поедет к нему, и они будут наслаждаться любовью под тропическим небом Африки, в волшебной экзотической обстановке, точно нарочно созданной для любви.
Он рано откланялся и вернулся к себе в гостиницу.
В его душе бушевала буря, и он предавался мрачным размышлениям в тиши наступавшего вечера; он думал о всех тех вечерах, которые ожидают Сару и Жюльена, об интимности, которая устанавливается между влюбленными, о той «полноте отдавания себя», на которую способны такие цельные и страстные натуры, как Сара.
Он в исступлении колотил руками по стволу дерева, к которому прислонился, пока руки его не покрылись кровью; небо и земля колебались над ним и под его ногами.
Все лето она осторожно флиртовала с ним и завлекала его в свои сети, а в то же время любила этого высокомерного дурака, которому было бы очень полезно узнать, с кем она целовалась в эти майские ночи и раньше, в далеком прошлом.
Что бы там ни было, он все-таки не первый!
Не он научил ее любить!
Шарль до самого утра пролежал на мокрой траве, под деревом. Он пришел в себя только на рассвете.
Культурная привычка «соблюдения внешних форм» и «приличного поведения» снова возымела на него влияние.
Какой ад таится в душе человека!
Но ему все-таки удалось взять себя в руки.
Ничто не вечно, и даже ревность — и та притупляется.
Он кое-как добрался до своей комнаты, не раздеваясь повалился на кровать и забылся тревожным сном.
Его разбудил приход слуги, принесшего кофе.
— Мсье болен? — спросил он, взглянув на Шарля, — не послать ли за доктором?
Шарль горько усмехнулся.
— Тут не поможет никакой доктор, — сказал он сам себе по-английски.
Весь этот день он чувствовал себя подавленным, но не испытывал острых приступов отчаяния.
Это настроение длилось до тех пор, пока он не отдохнул физически, а тогда душевный покой снова покинул его.
Почему бы ему не съездить к Саре?
Он не позволит себя распускаться.
Он заказал мотор, украсил гвоздикой свою петлицу и вышел из дому, изящный и нарядный, как всегда; только глаза блестели лихорадочным блеском.
Около самого замка он заметил автомобиль, укрытый в тени деревьев.
Привычка вежливости побудила его остановиться и предложить свои услуги. Оказалось, что это знакомые: Доминик Гиз и Колен.
Гиз приветствовал его очень сдержанно, Колен — с большой экспансивностью.
— Здорово, дружище! И вы хотите пожелать счастья отъезжающему?
— Он сегодня уезжает? — спросил Шарль.
— Мы поджидаем его с минуты на минуту… он должен выйти из парка через эту калитку.
Из парка… конечно, ведь Жюльен имеет свободный доступ в дом Сары… Он с нею в это мгновенье…
— У вас неважный вид, дружище, — сказал Колен.
— Влияние деревенского воздуха, — усмехнулся в ответ Шарль.
Колен пришел в восторг от его остроты и стал развивать ее перед Гизом, который, выпрямившись во весь рост, казалось, не замечал ни самого Колена, ни Шарля, ни окружающих предметов.