Видеть всё это было больно, несмотря на то, что мы давно привыкли к подобным пейзажам. Даже если нам удастся перебить уродов всех до единого, человечество ещё долго не сможет вернуться к былому величию. Вот только события последних дней говорят об обратном: как бы нам самим не пришлось навсегда покинуть грешную землю. Если не остановить наступление, к концу месяца мы сами будем скрываться мелкими группами по подвалам и трястись от каждого шороха. И скорее всего, дела будут обстоять именно так. Лёха навесил на меня непосильную ношу, я не справился, ни на миллиметр не приблизился к разгадке.
Вертолёт молотил лопастями воздух. От двигателя, что располагался прямо над головой, в салоне стоял дикий грохот, но говорить всё равно не хотелось. Мрачное настроение навалилось на всех нас. Вид из иллюминаторов действовал угнетающе, от него пахло обречённостью, полной безнадёжностью и смертью. И даже бушующие пожары в рядах вражеского войска не помогали улучшить настроение. Мы понимали, что к завтрашней ночи они соберутся с новыми силами, пополнят ряды не только очередными выродками, но и дополнительной техникой, оружием. Ещё одну атаку Витебску не сдержать, это очевидно даже ребёнку, а значит, враг перешагнёт очередной рубеж и продолжит наступление. Если ничего не предпринять в ближайшие дни — человечество обречено.
За мрачными размышлениями я даже не заметил, как винтокрылая птица пошла на посадку. Очнулся лишь в тот момент, когда нас легонько тряхнуло при приземлении. Пилот доложил о прибытии, и мы нехотя покинули транспорт. Ввиду того, что весь полёт я провёл в некой полудрёме, не сразу понял, что мы находимся не на земле. Лишь лёгкое, едва ощутимое покачивание подсказало, что мы снова где-то в море. Палуба авианосца была настолько огромной, что в темноте теряла свои полные очертания, отчего не сразу пришло осознание, куда нас привезли.
Лёха встречал нас неподалёку от взлётной площадки, а на основной палубе, вокруг самолётов, суетились люди. Похоже, это были те самые «птицы», что помогли выиграть сегодняшнее сражение.
— Так вот, значит, где они прятались всё это время, — усмехнулся Грог.
— А должны были менять ход войны, — недовольно поморщился я.
— Как долетели? — к нам подошёл Лёха и протянул руку для приветствия, которую мы все по очереди пожали.
— Нормально, — буркнул я.
— Я понимаю твоё настроение…
— Да нихрена ты не понимаешь, — взорвался я и обвёл руками палубу, — Это, по-твоему, нормально? Ты мог бы отбить атаку ещё от Калуги.
— И потерял бы главный козырь, — сухо ответил тот. — Теперь они знают, что у нас есть авиация и в следующий раз предпримут меры. Сегодня мы потратили половину боеприпасов, чтобы уничтожить лишь часть врага, хотя должны были сделать это под Минском, когда они стянули бы все свои силы в одном месте.
— Погибли люди.
— А теперь есть все шансы, что погибнет человечество.
— Хочешь сказать, это я виноват?
— Нет, я тебя ни в чём не виню, просто объясняю свою позицию. Не всегда очевидный ответ находится на поверхности. Пошли, нам нужно поговорить, а вы пока прогуляйтесь, — последняя фраза предназначалась моим друзьям.
Любое судно — это тот ещё лабиринт. Помню свои первые дни на туристическом лайнере, когда в первый день несколько часов кряду блуждал по палубам, в поисках собственной каюты. Да, со временем привык, разобрался, а уже через пару недель мог с закрытыми глазами ориентироваться в хитром сплетении закоулков. Но военный корабль очень сильно отличался от гражданской посудины и не только в размерах. Количество поворотов, проходов и всевозможных тупиков, здесь попросту зашкаливало. Но всё это было сделано специально, дабы сбить с толку противника при его захвате.
Судя по тому, как свободно ориентировался Лёха, здесь он явно не в первый раз. А вот я был крайне не уверен, что смогу выбраться из данного лабиринта без посторонней помощи. Мы то спускались, то вновь поднимались, а от количества поворотов я окончательно утратил понимание направления. Спроси кто меня сейчас, с какой стороны мы спускались под палубу носителя, я бы вряд ли смог уверенно указать.
— Выпьешь чего-нибудь? — вежливо поинтересовался друг, когда мы наконец вошли в его каюту.
— Я хочу услышать правду.
— А ты готов к ней? — Лёха выудил из шкафчика бутылку коньяка, что считалось невероятной редкостью в наше время. — Та правда, о которой ты хочешь услышать, сильно пошатнёт твоё понимание мира.
— Мне плевать, я хочу знать, что происходит. Что это за тип, который ходит в скафандре, почему он называет тебя Смотрителем, а ещё утверждает, что никакого Уильяма не существует?
— Как много вопросов, — ухмыльнулся тот и разлил янтарную жидкость по бокалам.
— Их гораздо больше, Лёх. И основной из них: «Зачем ты пиздел всё это время?!»
— Это зависит от угла, под каким ты смотришь на ситуацию, я, скорее, не всё тебе рассказывал. Да и память сильно подвела, некоторые моменты мне уже и самому кажутся истиной.
— Так и будешь воду в ступе толочь?