Жажда

Кое-кто посещал его после смерти Валентина Йертсена. Странно, но этого не было, пока его допрашивал отдел внутренних расследований, постепенно приходя к выводу, что Харри нельзя порицать за три выстрела в неясной ситуации с опасным преступником, который сам спровоцировал его. Только после этого Валентин и Марта Руд начали посещать его во снах. И она, а не он шептала ему на ухо: «Поэтому тебя тоже обманывают». Он убедил себя, что теперь другие несут ответственность за ее поиски. И когда недели превратились в месяцы, их визиты стали более редкими. Ему помогало то, что он вошел в рабочий ритм в Полицейской академии и дома и, конечно, не прикасался к алкоголю.

И сейчас он наконец находился там, где должен быть. Потому что это был пятый тип. Пробуждение в состоянии удовлетворения. Он скопирует и склеит еще один день, когда серотонин будет на нужном уровне.

Харри тихонько выскользнул из кровати, натянул брюки, спустился на первый этаж, опустил любимую капсулу Ракели в кофеварку эспрессо, включил ее и вышел на крыльцо. Он почувствовал, как приятно снег пощипывает голые ноги, и втянул в себя зимний воздух. Покрытый белым город еще был темным, но новый день скромно краснел на востоке.

Харри надел ботинки и пуховик и пробрался по снегу к почтовому ящику.

В «Афтенпостен» пишут, что будущее лучше, чем новостная картина заставляет нас думать, и хотя средства массовой информации предоставляют нам все больше подробностей об убийствах, войнах и ужасах, недавно обнародованное исследование показывает, что количество людей, убитых другими людьми, находится на историческом минимуме и постоянно снижается. Да, возможно, однажды убийства перестанут существовать. Микаэль Бельман, который, по сведениям «Афтенпостен», на следующей неделе будет назначен на должность министра юстиции и приступит к исполнению своих обязанностей, в комментарии сказал, что нет ничего страшного в том, чтобы ставить себе высокие цели, а его личная цель – не безупречное общество, а лучшее общество. Харри невольно улыбнулся. Исабелла Скёйен была прекрасным суфлером. Харри вернулся к предположениям о том, что однажды убийства перестанут существовать. Почему это смелое утверждение вызвало у него беспокойство, которое, надо признать, вопреки удовлетворенности, он испытывал весь последний месяц, а может быть, и дольше? Убийство. Он сделал целью своей жизни борьбу с убийцами. Но если ему все удастся, если все они исчезнут, не исчезнет ли и он, Харри? Не похоронил ли он частичку себя вместе с Валентином? Не поэтому ли несколько дней назад Харри обнаружил себя стоящим у надгробного камня Валентина Йертсена? Или же дело в другом? В том, что Стеффенс говорил о невозможности справиться с сомнениями. Грызло ли его отсутствие ответов? Черт, Ракель была здорова, Валентин исчез, пора расслабиться.

Заскрипел снег.

– Хорошо провел зимние каникулы, Харри?

– Хорошо пережил, фру Сивертсен. А вы не слишком часто ходили на лыжах, как я вижу?

– Лыжи лыжами, – сказала она, изогнув бедро. Лыжный костюм прилегал так плотно, что казался нарисованным. В одной руке она держала практически невесомые беговые лыжи так, будто они были палочками для еды. – Не хочешь по-быстрому пробежаться, Харри? Все остальные спят, мы могли бы рвануть к Триванну. – Она улыбнулась, отблеск уличного фонаря сверкнул на ее губах, покрытых кремом от мороза. – Очень хорошая… лыжня.

– У меня лыж нет, – улыбнулся Харри ей в ответ.

Она рассмеялась:

– Ты шутишь. Ты норвежец, и у тебя нет лыж?

– Государственная измена, я понимаю. – Харри бросил взгляд на газету и увидел дату, 4 марта.

– У вас и елки рождественской не было, насколько я помню.

– Вот видишь? О нас надо сообщить в полицию.

– Знаешь что, Харри? Иногда я тебе завидую.

Харри посмотрел на нее.

– Тебе нет дела, ты просто нарушаешь все правила. Хотела бы я время от времени позволять себе такие фривольности.

Харри засмеялся:

– С тем типом смазки, который у тебя под рукой, фру Сивертсен, твои лыжи, как мне кажется, будут хорошо держаться на лыжне и скользить.

– Что?

– Счастливого пути!

Харри отдал ей честь сложенной газетой, приложив ее ко лбу, и пошел обратно к дому.

Он взглянул на фотографию Микаэля Бельмана, одноглазого. Возможно, именно из-за этого его взгляд казался таким твердым. У него был взгляд человека, который совершенно уверен в том, что знает правду. Взгляд священника. Взгляд, обращающий людей в веру.

В коридоре Харри остановился и посмотрел на себя.

«Правда в том, что мы никогда не узнаем наверняка».

«Даже тебя в конце концов обманут, Харри».

Были ли они видны, были ли видны сомнения?

Ракель сидела у кухонного стола, она налила им обоим кофе.

– Уже встала? – спросил он, целуя ее в голову.

Ее волосы слабо пахли ванилью и Спящей Ракелью, его любимый запах.

– Только что звонил Стеффенс, – сказала она, сжимая его руку.

– Что ему понадобилось в такую рань?