Разумеется, эти факты еще не говорят о том, что у режима не было надежных агентов на селе. В деревне, насчитывавшей две с лишним тысячи жителей, нетрудно было найти соответствующую «бригаду» активистов. В одном отчете сообщается о такой бригаде из 14 человек: несколько наемных работников, несколько экс-партизан, несколько подающих надежды начинающих стукачей. Многие из них, как и десять лет назад, вербовались из полупреступного элемента.[116]
В романе Василия Белова «Кануны»[117] рисуется грустная картина конца НЭПа на Вологодчине. Один из главных приверженцев режима в деревне пишет анонимные доносы и вообще ведет себя крайне подло и отталкивающе; мотивы его поступков – месть, комплекс собственной неполноценности, зависть, трусость. В изображении Белова, этот человек никогда не прощал других, видел в них только врагов не верил ни во что, кроме собственной силы и хитрости. Он был убежден что все люди подобны ему, что мир живет под знаком страха и силы и силой можно добиться всего.
В целом сельские коммунисты представляли собой шаткую опору режима, поэтому летом 1929 года 100 тысяч городских партийцев были направлены в деревню для оказания «помощи» в заготовках хлеба. Впоследствии к ним присоединилась другая, возможно, столь же значительная группа. Только на Северном Кавказе осело в селах около 15 тысяч горожан[118].
От фазы прямой партийной интервенции, замаскированной под действия масс, нетрудно было перейти к следующему этапу. В прессе началось нагнетание истерии против классовых врагов, проникнутой духом линча. Опыт 1928–1929 гг. показал, что подобные массовые кампании влекут за собой самосуды, то есть народное возмущение, а не «применение голых административных мер», даже если поначалу реальные настроения крестьянства и были далекими от энтузиазма.
Более того, атмосфера самосудов распространилась, пусть пока еще не буквально, и на кампанию против правых. В июне 1929 года Томский был отстранен от поста председателя ВЦСПС, а в июле Бухарина сняли с его поста в Коминтерне, хотя оба они некоторое время оставались членами Политбюро ЦК. Их сторонники также были сняты со всех ответственных постов. В течение всего последующего периода велась чистка правых уже среди рядовых членов партии. Несмотря на то, что Бухарину не удалось организовать настоящую оппозицию, как в свое время это сделали левые, в современных советских исследованиях сообщается, что Бухарина поддерживали целые партийные организации и что в результате из партии было исключено 100 000 человек, обвиненных в правом уклоне.[119] (ср. – троцкистов ранее было исключено 1500 человек).
С другой стороны атмосфера кризиса импонировала бывшим левым, поэтому в тот момент группа крупных деятелей левой оппозиции – Преображенский, Радек и Смилга – порвали с Троцким и приняли новую линию Сталина.
Власти не забывали, хотя бы в теории, и положительных стимулов. Дефицит потребительских товаров для деревни был назван «одним из самых серьезных препятствий»[120], однако в резолюции ЦК от 29 июля 1929 года было указано, что снабжение деревни товарами «следует поставить в зависимость от выполнения планов хлебозаготовок[121]. Было предписано распределять товары на основе классового подхода, например, оказывая предпочтение крестьянам-беднякам.[122]
Фактически промышленные товары в деревню не поступали, но не было никакого основания полагать, что из-за этого будет отложено введение новой политики. 28 июня 1929 года вышло постановление, предусматривавшее меры наказания для крестьянина, не выполнившего норму хлебозаготовок, даже если не было доказано, что он «укрывает» зерно: такого крестьянина можно было оштрафовать и в случае неуплаты штрафа лишить имущества. Другой декрет, датированный тем же днем, предусматривал меры наказания за «невыполнение основных государственных установлений»: сперва штрафы, а при повторном нарушении – годичное тюремное заключение, если же нарушение носило групповой характер, срок заключения мог достигать двух лет и сопровождаться полной или частичной экспроприацией и высылкой.[123] Многие кулаки, чтобы избежать подобных мер, распродали имущество и перебрались в города.[124]
Тем временем вводились всевозможные новшества, чтобы восполнить дефицит хлеба, принимавший грандиозные размеры. Крестьянам было предписано вносить «добровольные» пожертвования хлеба в пользу государства; например, в октябре 1929 года в украинские села было спущено распоряжение поставить в течение нескольких дней 20 фунтов пшеницы от каждой семьи сверх плана хлебозаготовок[125].
Факты, относящиеся к этому периоду, не всегда ясны ввиду уклончивого стиля выступлений Сталина. Борясь против правых, Сталин под них подкапывался, не нанося открытого удара. Ему удалось представить дело так, будто искусственное возбуждение, раздуваемое его клевретами, как раз и представляло собой подлинную классовую борьбу в деревне. А в конце он мог всегда списать вину за «перегибы», являвшиеся неизбежным следствием его политики, на каких-либо уклонистов.