Через две недели Данила перевели в палату и разрешили посещения. Вездесущая рыжая приносила свежие новости. А главное – достоверные. И теперь Ева знала правильный расклад. Поджога уж точно не было, но за расследование взялись серьезно. Подгорский был крайне зол и намерен потопить конкурента. Алкин шеф был уверен, что виновных Ярослав утопит, и не помогут никакие связи. У него всяко и денег, и подвязок в высших кругах больше.
Евке вообще было плевать. Жалко было только что в этой грязной истории оказался замешан Лерин отец. Он проектировал и подбирал материалы, наэкономил на реальный срок, точно зная, что делает. А Лерке рожать уже буквально вот-вот, ей такой стресс очень вреден.
“Ох и ромашку Сергей себе нашел”, – думала Ева, вспоминая жену среднего брата. Милая, спокойная, но когда надо – вполне боевая и с характером.
И вот сегодня она наконец-то увидит Данила. Ева места себе не находила, опять рыдала, когда сообщили, что он очнулся и все самое страшное позади. Едва дождалась времени для посещений. Пару-раз глубоко вздохнув, взялась за ручку.
Евка вошла в палату и аккуратно прикрыла за собой дверь. Она обвела взглядом больничное помещение, холодное и неуютное, хоть и с приставкой ВИП. В этой маленькой одноместной палате даже телевизор есть, правда, показывающий стандартные эфирные каналы, и Интернет к нему не подключить.
Тихо пододвинула к кровати стул и опустилась на него. К Данилу были подключены какие-то приборы, и от вида проводов она скривилась. Ева на секунду прикрыла глаза, борясь со слезами и подступившей тошнотой. У нее так и не уложилось в голове, как пожарные, имея кислородные баллоны и защитные костюмы, могли получить отравления дымом и ожоги. Мозг не хотел принимать и понимать, блокировал, отторгал эту информацию. Выдохнув, Евка распахнула глаза, чтобы встретиться взглядом со светлыми каре-зелеными глазами. Такой цвет есть только у одного знакомого ей человека.
– Жаркий, – она накрыла большую и горячую ладонь пальцами, – ты мне, можно сказать, всю жизнь испортил, – произнесла с грустной улыбкой.
– Заучка, это что-то новое, – голос Данила звучал хрипло, с кашлем. – Что опять я натворил?
– Сначала ты игнорировал или смеялся надо мной в школе, – Ева принялась задумчиво выводить пальцем на его ладони узоры. – Потом ты мне мешал строить отношения в универе. Потом… – она замолчала, собираясь с мыслями, Данька тоже молчал, ожидая продолжения. У нее стальной характер, и такие приступы разговорчивости очень редки, нужно ловить момент. – Потом мама не давала мне тебя забыть, хвастаясь твоими успехами будто ты ее сын, – голову Ева немного наклонила, и первая слезинка сразу капнула ей на пальцы. – Ты знаешь, какое гадство всех сравнивать где-то в глубине души с тобой? Жаркий, как же ты меня достал, – тихо произнесла, другой рукой вытирая глаза.
– Какой я нехороший, – Данил осторожно сжал тонкие пальчики. Ему еще никогда не устраивали таких нежных скандалов.
– Гад ты, – Евка сделала судорожный вдох. – Надо было тебе тогда подойти в “Кристалле”… Дань, я же из-за тебя согласилась тут остаться на второй год. А ведь хотела, чтобы личная жизнь не мешала карьере.
– А я помешал, – в голосе Данила была грусть.
– Еще как! – выпалила Ева, снова поднимая взгляд от их рук на лицо еще недавно сильного и здорового молодого мужчины, которого теперь ждет долгий период восстановления. – Ты меня чуть матерью-одиночкой не оставил! – вспылила она, выдергивая пальцы из мягкого захвата и вскакивая со стула.
– Что?! – громко спросил Данил, тут же закашлявшись. Очнулся в больнице, называется.
– То! – Евка заметалась по палате из угла в угол. – Жаркий, это безответственно! Сделать мне ребенка и умереть! Ты думал таким оригинальным способом уйти от ответственности? – ее несло. Теперь, когда все позади и контроль над нервами ослаб, страх отвоевал свое. Кажется, ее накрывала истерика.
А Данил улыбался. Ну как сдержаться, когда любимая женщина сообщает такую потрясающую новость? А ругается Ева от нервов. Видно же, что и ей пришлось нелегко. Похудела, осунулась, синяки под глазами.
– Извини, я не хотел, – произнес серьезно, хотя хотелось счастливо смеяться, но это чревато – легкие нездоровы, да и ребра болят. И кожа от ожога неприятно чешется.
– Вот вечно ты не хотел, а сделал! – Евка резко остановилась и топнула ножкой, как капризный ребенок. – Ну ты хоть рад? – тихо спросила, начиная волноваться. Вот все у них кувырком.
– Очень, – искренне ответил Данил. Заучка молчала, нервно теребя пальцы. – Ев?
– Что? – сердито буркнула.
– Ну ты бы хоть поцеловала меня, что ли, – со смешком проговорил Данил. – А то огорошила без анестезии. А я только вчера вечером в себя пришел.
– Дурак ты, – вздохнула Ева и снова подошла к койке. – Поздравляю, папаша, – она наклонилась к Данилу, чтобы наконец-то поцеловать, почувствовать отклик. Что этот ужасный тип, испортивший ей жизнь, жив, и будет продолжать трепать ей нервы, а она ему. Любя, конечно.
Им было о чем поговорить, но оба молчали, боясь вспугнуть счастье. Слишком мало времени, чтобы выговориться, не стоит и начинать.