Жаркий декабрь

О да, это самое мягкое слово, которое можно подобрать. Возможно, единственная причина, по которой ни один немецкий солдат еще не дезертировал, это огромное болото, простирающееся к западу от города, и страшные партизаны, которыми майор до смерти запугал своих подчиненных. Эстонцев, впрочем, ни то, ни другое не пугало. Они точно знали, что партизаны в этих местах не водятся, да и болото зимой вполне себе проходимо, так что почти каждый день батальон недосчитывался двух-трех карателей, рискнувших отправиться в бега.

Затем генерал что-то вещал о величии Германии, о недопустимости отступления и о превращении Тапы в неприступную крепость. Смешно, он даже сулил Лютце внеочередное звание, если тот продержится хотя бы три дня против русских, и грозил трибуналом, если его солдаты дрогнут. Лютце еле удержался от того, чтобы не рассмеяться. Внеочередное звание майора он и так недавно получил, его лично утвердил штурмбанфюрер Леман. А самолично расстреливать виновных в поражении контрразведчику не впервой, и даже генералов приходилось в расход пускать. Ну, а так как по легенде он был обычным пехотным офицером, то заодно временно принял под свое командование сводный батальон, оборонявший Тапу. При том кадровом голоде, что сейчас царил в группе армий «Север», каждый офицер ценился на вес золота, а Лютце по возможности старался честно выполнять свой долг. К тому же речь шла вовсе не о заштатном поселке, не имеющем никакого стратегического значения. Тапа являлась важным железнодорожным узлом, в котором сходились пути, ведущие на восток, к Нарве; на запад, в Таллинн; и на юг, в сторону Тарту и дальше до самой Германии. Поэтому оборонять её стоило. Вот только все более-менее боеспособные подразделения, или хотя бы похожие на таковые, командование бросило затыкать дыры, рассудив, что в сотне километров от фронта можно обойтись и третьесортными силами. Кто же знал, что Советы так быстро возобновят наступление. Правда, командование вдруг расщедрилось и выдало Лютце разрешение получить со склада грузы, предназначенные для окруженных войск. В связи с некоторыми временными трудностями их пока невозможно доставить по месту назначения, так что майор может забрать для своего батальона все, что угодно.

Проводив генерала, Генрих в задумчивости прошелся по окраине городка, осматривая оборонительные сооружения – окопы, дзоты, а на заболоченной северной окраине, где копать траншеи было нежелательно, ограждения из бревен с земляными валами. Почти все укрепления закончены. Еще буквально полдня, и все намеченные работы будут выполнены, об этом беспокоиться не стоит. А вот кто будет держать оборону, вопрос риторический. Еще недавно оставалась призрачная надежда на французские дивизии, но на восточный фронт их прибыло слишком мало, а после того, как англичане вдруг зашевелились, подкреплений и вовсе ждать не стоило. Так что, если честно, от прочной обороны не будет никакого толку. Русские просто обойдут город с флангов, отрежут от своих, и все, можно сдаваться в плен. Помощь не придет, ведь резервов у армии не осталось.

Тяжело вздохнув, Лютце все же еще некоторое время понаблюдал, как особое подразделение, состоящее из солдат, осужденных за трусость, вело оборонительные работы. Надо признать, идея привлекать предателей к труду, вместо того чтобы их казнить, весьма здравая. Ну зачем же сразу расстреливать изменников родины, если они еще могут принести пользу? Конечно, речь идет только о рядовом составе, с командиров спрос намного больше.

Вдруг все зеки по команде побросали инструменты и вылезли из траншеи. Все правильно, ровно пять часов. Присматривать за дисциплиной у штрафников Лютце поручил своему испытанному фельдфебелю Бонке, и тот выполнял свои обязанности строго, не давая подчиненным ни одной секунды отдыха сверх положенного. До семнадцати ноль-ноль они даже минутного перекура не могли устроить.

Собравшись в колонну, отряд штрафников, сопровождаемый несколькими конвойными, уныло проследовал мимо Лютце к казарме. Зрелище, которое они собой представляли, было весьма неприглядное. Понурые взгляды, ссутулившиеся плечи, дрожащие руки. Они не шли строем, а брели, как стадо заключенных, которыми в общем-то и являлись, под презрительными взглядами местных жителей. Если экипировка у солдат батальона Лютце оставляла желать лучшего, то эти и вовсе выглядели, как бродяги самого низшего пошиба. На ногах соломенные боты, на головы накинуты старые одеяла, руки в порванных перчатках обморожены и покрыты волдырями. Новые перчатки штрафникам Лютце принципиально не выдавал. Не от жадности, нет, просто это входит в наказание. А то получается, предатели, испугавшиеся идти в бой, слишком легко отделались, оказавшись в безопасном тылу.

Один из солдат, не имевший рукавиц, безуспешно растирал покрасневшие ладони и тщетно дул на пальцы, пытаясь их отогреть. Он был настолько жалок, что пожилая русская женщина, проходившая мимо немцев, не выдержала и украдкой сунула ему пару вязаных варежек.