Жаркий декабрь

Нежданная заминка в наступлении отнюдь не обескуражила капитана. Война была его профессией, и он хорошо её освоил, особенно наступление. Сражение было его стихией, и десяток фрицев, с его точки зрения, не являлись сколь либо значительной помехой. Прикинув расстояние до кустов, Черчилль взял у сержанта мину от трехдюймового миномета с уже установленным взрывателем. Поднатужившись, капитан взмахнул своей длинной рукой и забросил импровизированную гранату как можно дальше. Вторая не понадобилась. Десятифунтовая мина, упавшая за спиной немцев, мгновенно убила и серьезно ранила почти всех из них. Только один солдат остался невредим но, ошалев от взрыва и мгновенной гибели товарищей, он бросил оружие и, сорвав каску, пустился наутек.

Пользуясь преимуществами неожиданности, численного превосходства и лучшей подготовки, отряд сходу вытеснил немцев с окраины, однако самое трудное было впереди. Самое тяжелое на войне, это бой в городе. Когда стрелять в упор означает не выцеливать врага с дистанции сотни ярдов, а действительно сталкиваться с ним лоб в лоб, колоть штыком и палить не целясь, торопясь, чтобы противника тебя не опередил. Поэтому, несмотря на успешное начало, капитан и его команда не расслаблялись, продвигаясь вперед осторожно. Стены у большинства домов были деревянные и легко прошивались пулям, поэтому по возможности коммандос пригибались, прячась за каменными фундаментами. Но, хотя и с предосторожностями, десантники продвигались довольно быстро. Огневой мощи автоматов для ближнего боя хватало, а в серьезных случаях поддержку окажут артиллеристы, с которыми наступающие коммандос поддерживали связь по рации.

Заметив, что немцы начали постепенно накапливаться за складом, Черчилль запросил помощи у моряков, указав направление дымовой ракетой. Привыкшие стрелять на дистанции многих миль, близкую цель морские канониры поразили одним выстрелом. Там, где только что стояла группа солдат, полыхнуло пламя и поднялся вихрь. Из тучи пыли вылетела винтовка, рухнув на камни – все, что осталось от немецкого подразделения. Когда дым отнесло ветром, на месте взрыва шестидюймового снаряда не осталось ни одного тела.

Переулок за переулком британский отряд продвигался вперед, зачищая территорию и постепенно охватывая городок полукольцом. Сопротивление случалось, но спорадическое, неуклюжее и недолгое. Немцы больше теряли пленными, чем убитыми, так что капитан даже немного расстроился. Он рассчитывал на грандиозное веселье, а получилась нудная зачистка поселка от бестолкового противника. Ну кто же так оборону держит? Одним словом – тыловое подразделение, да еще и третьесортное. Как докладывали норвежские агенты, всех годных к строевой службе недавно отправили на сборный пункт и дальше на фронт. А в эту дыру спровадили пополнение из молодых белобилетников и отсрочников. Выучка личного состава у вермахта, правда, неплохая, но численное преимущество атакующих не оставляла обороняющимся никаких шансов. К тому же охранное подразделение, недавно сформированное заново, не прошло еще полного курса обучения и не успело получить навыков в обращении с оружием и в тактических приемах.

Конечно, не только противник нес потери. Вот перед наступающими разорвалась мина, и буквально через несколько секунд упала следующая. Шедший рядом с командиром солдат вздрогнул, выронив оружие и схватившись за грудь, а изо рта у него хлынула кровь. Его товарищ, недавно хвалившийся тем, что не боится смерти, но впервые увидевший всю её неприглядность, в ужасе остановился, теребя друга, как будто его можно оживить. Капитан, слегка контуженный после взрыва, немного пошатывался, голова у него кружилась, а в ушах звенело. Но, быстро придя в себя, Черчилль схватил за руку рядового, у которого начиналась истерика, и оттащил за угол.

Оглядевшись, капитан заметил, что на улице остался лейтенант О'Флахерти. Он не успел спрятаться и теперь катался по земле, сжимая лицо руками. Никто не спешил на помощь раненому, и Черчилль пошел на выручку сам. Поручить подчиненным лезть под огонь, самому оставаясь в безопасности, ему в голову не пришло.

Снова грохнуло, над головой прошуршали комья земли и обломки досок, однако Черчилль благополучно добежал до пострадавшего, поднял лейтенанта на руки и бегом вернулся с ним за укрытие.

– Ты можешь на ногах стоять? – тревожно спросил капитан, пытаясь разглядеть характер ранения.

– Могу, – простонал лейтенант, не отрывая рук от лица. – Только ничего не вижу.

И действительно, вся голова О'Флахерти была покрыта копотью, песком и кровью, представляя собой жуткое зрелище. Но когда санитар протер лейтенанту лицо, оказалось, что правый глаз уцелел. Как ни странно, но молодой офицер не столько обрадовался возвращению зрения, сколько сокрушался о предстоящем увольнении с военной службы.

– Черт, меня же теперь отправят в отставку, – жалобно причитал раненый, пока его перевязывали.