Линия фронта отодвигалась стремительно, и вскоре мне в составе военно-санитарной летучки пришлось перебазироваться ближе к передовой. Остановились в каком-то селе, заняв большую избу, превращенную на время в операционную палату. Хозяйка, обрадованная приходом своих, натопила печь и сварила нам щи, угощая, чем могла. Долго мы здесь не задержались. Фронт продолжал катиться к западу, и на следующий день нам снова пришлось трогаться с места. На этот раз остановились в открытом поле, и долго возились, устанавливая палатки. Промерзшая земля не поддавалась, и мы с санитарами долго забивал продрогшими руками анкерные колья. Но первый же сильный порыв ветра надул полотнище палатки, словно парус, и мгновенно унес его вдаль. Когда колья, наконец, укрепили и капризная палатка прочно заняла свое место, начали растапливать жестяную печку. Грела, она правда, плохо. Максимум, на что её хватало, это чуть-чуть отогреть руки, или нагреть ампулу. Поэтому мы не снимали ватников, и все, что можно, делали в теплых рукавицах, но держать инструменты все равно приходилось в одних резиновых перчатках.
Да уж, фронтовые «будни» скучными не назовешь. В каких только условиях не приходилось устраивать операционно-перевязочные пункты. Одно хорошо, мне не пришлось узнать, что такое бомбежки госпиталей, о которых с ужасом вспоминали Аня с Николаем. Да, для медсанчасти это, пожалуй, самое страшное. Если здоровые бойцы могут скрыться или спрятаться от обстрела, то лежачим больным деваться некуда. Но в этот раз, хотя наша авиация еще и не господствовала в небе, но немецким стервятникам было не до госпиталей. Они занимались более важными, с военной точки зрения, делами, и пытались остановить наступление. Впрочем, безуспешно. Красная армия настойчиво шла вперед, а мы продвигалась вслед за наступавшими войсками.
Особо на карту смотреть было некогда, но общее направление вполне угадывалось. Бригада шла к западу вдоль моря, и только у Кохтла-Ярве сделала крюк, обойдя город с юга и снова вернувшись к Нарвскому заливу. После этого поток раненых почти прекратился, зато среди пациентов начали появляться германские офицеры. Как мне рассказали, наши ребята устроили засаду в лесу на проселочной дороге, рассчитывая, что по ней фрицы попытаются сбежать из города. И верно, все их командование оставило солдат обороняться, а само ринулось в бега, рассчитывая проехать незаметно по лесу. После первых же выстрелов немецкие штабисты выскочили из машин и подняли руки, но кое-кого все же подстрелить успели, и вот этих подранков привезли нам. Когда я слушал эту историю, то у меня возникло какое-то чувство дежавю. Только, не уже виденное, а наоборот, как будто это должно случиться в будущем, через год или два.
Воспользовавшись передышкой, я решил написать весточку новообретенному племяннику, благо не забыл спросить у Аннушки адрес его военно-полевой почты. Треугольник письма передал с первой же проезжавшей машиной, ехавшей к железнодорожной станции за боеприпасами. Водитель старенькой полуторки со странным тактическим значком в виде черно-желтого круга, намалеванным на капоте, торопливо взял треугольник письма и пообещал не забыть отдать его на почту. Ну что же, может Александр воюет где-то на этом же фронте, и скоро сможет мне ответить.
Передышка оказалась недолгой, и нашу летучку снова двинули, только на этот раз не вперед, а назад, туда, где окруженные немцы сдавались в плен. Было приказано оказать раненым фрицам медпомощь и помочь организовать эвакуацию в тыл. Вот это задание мне нравится. Не оттого, что фашистов очень жаль, а потому что наша бригада перестала нести потери. Впрочем, это, к сожалению, ненадолго, и до Берлина нам еще ох как далеко.
Восьмерка немецких самолетов неумолимо приближалась, а сонные бойцы, второпях выскакивающие из дома, явно не успевали разбежаться. Мне казалось, что бегут они медленно, слишком медленно, чтобы успеть скрыться в лесу. Впрочем, мне тоже стоит подумать об укрытии. Сунув бинокль за пазуху, я помчался по дороге подальше от хутора, ставшего очень опасным, и остановился, только когда увидел, что Юнкерсы явно нацелились не на жилые строения, а на оборонительный рубеж. Они не стали становиться в круг, и торопливо, без особого старания начали вываливать свой груз на наши ложные позиции.
Достав бинокль я, затаив дыхание, наблюдал, как от первого самолета отделились бомбы, кувыркаясь, начали падать, а потом, выровнявшись и все ускоряясь, ринулись к земле.
Бббуууух, и на месте «дзота» словно извергнулся вулкан. Из взметнувшегося ввысь пыльно-дымового столба вылетали бревна, палки, разные камни и, крутясь, падали вниз, а столб дыма тем временем все продолжал расти.
Бах! Еще один взрыв накрыл наши «окопы», а бомбы все продолжали сыпаться, превращая с таким старанием возведенные макеты в ледяное крошево.