Жангада. Школа робинзонов

Араужо не возражал и против намерения доплыть по Амазонке до Мадейры. Он тоже считал, что лучшего плана не придумать. Русло Мадейры он знал на протяжении более ста миль. Если, вопреки вероятности, погоня пойдет в этом направлении, то в здешних довольно пустынных краях ее будет легко обмануть и забраться хоть в самую глубину Боливии; а если Жоам Дакоста захочет покинуть свою страну, для него будет не так опасно сесть на судно с Тихоокеанского побережья, как с Атлантического.

Согласие Араужо сразу подбодрило молодых людей. Они верили в практическую сметку лоцмана и имели на то основания. А уж в преданности этого доброго человека не приходилось сомневаться. Он, не задумываясь, поставил бы на карту свою свободу и даже жизнь, чтобы спасти хозяина икитосской фазенды.

Араужо немедленно, но в строжайшей тайне приступил к подготовке побега. Бенито дал ему крупную сумму золотом на случай неожиданных расходов во время плавания по Мадейре. Лоцман велел приготовить пирогу, заявив, что отправляется на поиски Фрагозо: он до сих пор не вернулся, и это очень тревожило всех его спутников.

Потом Араужо сам уложил в пирогу запас провизии на несколько дней, а также веревки и инструменты, за которыми молодые люди должны были прийти на набережную в условленном месте и в назначенный час.

Команда жангады не обратила особенного внимания на эти приготовления. Даже двух негров, которых лоцман выбрал гребцами за их силу, он не посвятил в свои планы. Впрочем, на них он мог вполне положиться. Араужо не сомневался, что, когда они узнают, что помогли бежать своему хозяину из темницы, когда Жоам Дакоста будет освобожден и отдан на их попечение, они пойдут на все и не побоятся даже рискнуть жизнью ради спасения беглеца.

После обеда все было уже готово к отплытию. Оставалось только дождаться темноты.

Но, прежде чем начинать, Маноэль хотел в последний раз увидеть Жаррикеса. Быть может, судья скажет ему что-нибудь новое по поводу документа. Бенито предпочел остаться на жангаде и дождаться возвращения матери и сестры.

Итак, Маноэль отправился к судье Жаррикесу один, и был немедленно принят.

Судья по-прежнему безвыходно сидел у себя в кабинете и был все так же возбужден. Документ, измятый его нетерпеливой рукой, по-прежнему лежал перед ним на столе.

— Сударь, — проговорил Маноэль, и голос его дрогнул, — вы получили из Рио-де-Жанейро?..

— Нет, — ответил судья, — приказ еще не получен… Но его можно ждать с минуты на минуту!..

— А документ?

— Ни черта не выходит! — взорвался судья. — Я пробовал все… Все, что мне подсказывало воображение! И все без толку!

— Без толку!

— Впрочем, нет! Я все же увидел в документе одно слово. Только одно!

— Какое же? Скажите, что за слово?

— «Побег»!

Ничего не ответив, Маноэль крепко пожал судье руку и вернулся на жангаду дожидаться той минуты, когда можно будет действовать.

17. Последняя ночь

Посещение Якиты, пришедшей сегодня с дочерью, было для заключенного тем же, чем оно бывало всегда, когда он проводил несколько часов наедине с женой. В присутствии этих двух нежно любимых созданий сердце его, казалось, не выдержит переполнявших его чувств. Но муж и отец держал себя в руках. Он сам ободрял несчастных женщин, стараясь внушить им надежду, которой у него почти не оставалось. Они шли к нему, желая поддержать в нем бодрость духа, но, увы, они больше его нуждались в поддержке; и видя его таким твердым, несущим бремя испытаний с высоко поднятой головой, они снова начинали надеяться.

Жоам и сегодня нашел для них слова ободрения. Он черпал несокрушимую силу не только в сознании своей невиновности, но и в твердой вере, что бог вложил в сердца людей частицу присущей ему справедливости. Нет, Жоам Дакоста не может быть казнен за преступление в Тижоке!

Он почти никогда не говорил о документе. Поддельный ли он или подлинный, написан ли Торресом или самим преступником, содержится ли в нем желанное оправдание или нет — Жоам Дакоста не предполагал опираться на это сомнительное доказательство. Нет! Наилучшим аргументом в свою защиту он считал себя самого и опирался на свою честную трудовую жизнь, как на самое веское доказательство своей невиновности.

В тот вечер мать и дочь, окрыленные мужественными словами, проникавшими им в самую душу, ушли домой, веря в будущее больше, чем когда-либо со дня ареста Жоама. Напоследок узник прижал их к сердцу с особенной нежностью. Казалось, он предчувствовал, что какова бы ни была развязка, она уже близка.

Оставшись один, Жоам Дакоста долго сидел неподвижно. Он облокотился на небольшой столик и опустил голову на руки.

О чем он думал? Считал ли, что суд людской, сделав в первый раз ошибку, теперь его оправдает?

Да, он еще надеялся! Он знал, что министру юстиции в Рио-де-Жанейро вместе с докладом судьи Жаррикеса были посланы записки Дакосты, написанные правдиво и убедительно.

Как нам известно, в этих записках он описал всю свою жизнь, начиная с первых дней службы в управлении Алмазного округа и кончая той минутой, когда жангада вошла в гавань Манауса.