Жан–Мишель Тибо Избранница богов

— Мир велик, и не на всех землях хозяйничают англичане. Мы могли бы уехать из Индии.

— Дхама, я уже говорил тебе не раз, что в Танджавуре меня ждет Хирал. Я ни за что не уеду из Индии без нее.

Дхаме нечего было возразить. Хирал и Мишель стали неразлучными. Монах даже немного завидовал другу. Дхама никогда не любил ни одну женщину. Он так и не встретил свою Хирал.

Мишель вернулся к каравану и снова поехал впереди. Теперь все его мысли были устремлены к Блистательной — непревзойденной храмовой танцовщице южной части Индии. Хирал танцевала для Шивы с десятилетнего возраста, и люди говорили, что великий бог, несомненно, благоволит ей.

Мишель выходил из себя, вспоминая о том, что Хирал продолжает заниматься ритуальной проституцией, таким образом зарабатывая на содержание храма — прихожане щедро платили ей за услуги. Она пообещала оставить это занятие, если Мишель откажется от своих опасных походов. И он уже готов был исполнить ее требование. Двигаясь вперед по пыльной дороге, он представлял их с Хирал свадьбу.

Да, он женится на ней, похитит ее у Шивы. Скоро, скоро Хирал будет танцевать лишь для него одного…

Глава 5

Амия плакала, и вместе с ней плакали ее сестры, тети и двоюродные сестры. Только одна женщина их семейства оставалась невозмутимой — Витра, жена старшего брата Амии Пайода.

Витра не решалась открыто показывать свою радость. Но именно радость читалась на ее лице с грубыми чертами, радость светилась в прикрытых тяжелыми веками жадно бегающих глазах. Про себя она возносила хвалу обычаю, согласно которому ее свекровь была приговорена к смерти. В соответствии с древним ритуалом Шарви предстояло сгореть на погребальном костре, и никто из Мадхавов не решится нарушить тысячелетние традиции.

Днем раньше Пайод, новый глава семьи, имел долгую беседу с брахманами. Был момент, когда Витра испугалась, что священнослужители не захотят сжигать вдову, поскольку

англичане и индийцы прогрессивных взглядов угрожали смертью через повешенье всем, кто «совершает варварские ритуалы». Но до сих пор эти угрозы никто не выполнял, поэтому жрецы Аунраи, не боясь никого и ничего, дали Пай–оду разрешение провести обряд.

Витра не спала всю ночь. Она бродила по дому, в котором через несколько часов станет полноправной хозяйкой.

Погребальный костер сложили на берегу Ганги, в нескольких километрах от деревни. Впечатляющего вида процессия, состоящая из членов семьи умершего и жителей деревни, двинулась к реке. Каждый нараспев произносил слова молитвы. Многие пришли проводить покойного в последний путь. Анупама Мадхава уважали и любили, да и мастером он был отличным — его вазами, горшками и прочей кухонной утварью из обожженной глины пользовались все местные жители. Вдобавок он считался набожным человеком и заботливым отцом семейства.

Шарви в красивом, красном с серебристой отделкой, сари шла за телом супруга, опираясь на руку Пайода. Следом за ними шествовали остальные сыновья, дочери и три невестки, в числе которых была и Витра. Амия спиной ощущала злой взгляд старшей невестки. Девочка боялась даже подумать о том, что ее ждет. Три–Глаза тоже была здесь, но держалась в стороне от процессии. Жители деревни старались не приближаться к ней. Устремив взгляд на Гангу, она брела, утапливая в грязь свой посох.

Шли медленно. Грязь местами доходила людям до колен, замедляя движение, но дождь давно закончился. Муссон собирался с силами: новая буря могла разразиться уже после полудня. И женщины, и мужчины несли на плечах и головах вязанки хвороста. Подойдя к костру, сложенному из пней и бревен, они, направляемые жрецами, сложили свою ношу, куда им было сказано.

Сердце маленькой Амии застучало с неистовой силой, а горло сжалось так, что она едва могла дышать. Как ей хоте-

лось обнять мать и прижаться к ней креп ко–крепко! Но представителям низших каст было запрещено выражать нежность и привязанность жестами и прикосновениями.

Поглощенная своими переживаниями, Амия не услышала, как к ней приблизилась Три–Глаза, поэтому вздрогнула, когда знахарка положила руку ей на плечо.

— Твоя мать быстро возродится в новом теле, и жизнь ее будет счастливой, — сказала старуха.

Но Амия не разделяла ее уверенности.

— А если она родится собакой? Или змеей?

Амия шмыгнула носом — слезы снова подступили к глазам.

— Змеей или собакой в новой жизни станет тот, кто в этой жизни много грешил — предавал супруга, не почитал богов…

— Но ведь она еще не умерла! Спаси мою мать, ты ведь можешь!

— Нет. Ты ошибаешься, это мне не по силам. Такова ее судьба.

— Ненавижу тебя, ненавижу!

Амия отшатнулась от Три–Глаза.

— Но так будет не всегда. Когда прах твоих родителей унесут воды Ганги, когда о них начнут понемногу забывать, ты сама придешь ко мне.

— Ни за что!

— Ты придешь. Так предначертано судьбой.

Собравшиеся боязливо поглядывали на колдунью. Маленькую девочку, мечущуюся у костра, они, в отличие от Три–Глаза, жалели. Амия пыталась подойти к матери, но ее дяди раз за разом отталкивали ее.

— Стой там, где велено! — приказал ей один из них.