Порывистый ветер стучался в ставни, гнул под окном жалобно скрипевшие деревья. Сабина и Кристоф медленно разошлись по своим кроватям, чувствуя усталость во всем теле и тоску в сердце. Хрипло пропел петух, ему ответил другой; забрызганные грязью окна посветлели — начинался рассвет. Безрадостный, белесый рассвет, еле пробивавшийся сквозь упрямый дождь…
Кристоф поднялся с постели, спустился на кухню, заговорил с хозяевами. Ему хотелось поскорей уехать. Он боялся остаться наедине с Сабиной. Он почувствовал облегчение, когда мельник сказал, что Сабина прихворнула, — перемерзла вчера на лодке и в город сегодня не поедет.
Как мрачен был обратный путь! Кристоф отказался от тележки и пошел пешком; он брел по мокрым лугам в тумане, желтым саваном окутавшем землю, деревья, дома. И вся жизнь казалась тусклой, как этот свет. Все казалось призрачным. И сам он был словно призрак.
Дома его встретили сердитые лица. Все были возмущены, — провести неизвестно где ночь, да еще с Сабиной! Кристоф заперся в своей комнате и сел за работу. Сабина вернулась на другой день и тоже не выходила. Они избегали встреч. Погода стояла дождливая, оба не выходили из дому. Но они видели друг друга сквозь стекла плотно закрытых окон. Сабина, укутавшись в шаль, сидела у очага и о чем-то думала. Кристоф не подымал головы от своих бумаг. Они раскланивались через окошко, сдержанно, даже холодно, и тут же с нарочитой поспешностью брались за прерванное занятие. Они не отдавали себе ясного отчета в своих чувствах: просто сердились друг на друга, на самих себя, на все и на вся. Они изгнали из памяти ночь, проведенную у мельника; они краснели, вспоминая о ней, и не знали, краснеют ли, стыдясь охватившего их тогда безумия, или, наоборот, стыдятся, что не уступили ему. Видеться для них стало мукой, — при встречах они вспоминали то, что хотелось забыть, и словно по уговору избегали встреч и сидели безвыходно дома, надеясь, что все забудется. Но это оказалось не так-то легко, и оба страдали, чувствуя неприязнь друг к другу. Кристофу всюду чудилось выражение холодной отчужденности, подмеченное им как-то на личике Сабины. А Сабина тоже страдала от таких же мыслей. Напрасно она боролась, напрасно пыталась их подавить; они были с ней всегда. Да еще стыд от сознания, что Кристоф догадывается об ее переживаниях, жгучий стыд оттого, что сама предложила себя… предложила и не посмела отдаться.
Вот почему Кристоф с жаром ухватился за предложение уехать с концертами в Кельн и Дюссельдорф. Ему улыбалась перспектива провести две-три недели подальше от дома. Приготовления к отъезду и новая соната, которую он торопился закончить, чтобы исполнить в концертах, поглотили его, и в конце концов назойливые воспоминания отошли куда-то. Отошли они и от Сабины, которую снова засосала цепенящая скука будней. Они уже думали друг о друге с полным безразличием. Любили ли они друг друга? Теперь они сомневались в этом. Кристоф готов был уехать в Кельн, даже не попрощавшись с Сабиной.
Накануне отъезда их свел случай. Было это в воскресенье к вечеру. Фогели и Эйлер отправились, по обыкновению, в церковь. Кристоф тоже ушел в город, решив сделать покупки к отъезду. Сабина сидела в своем крошечном садике, греясь в лучах заходящего солнца. Кристоф возвратился; он спешил, и первым его побуждением было поздороваться с Сабиной и молча пройти мимо. Но когда он поравнялся с нею, какое-то смутное чувство удержало его. Было ли тому причиной бледное лицо Сабины или неясный страх, угрызения совести, нежность?.. Он остановился, подошел и, опершись о проволочную изгородь, поздоровался с Сабиной. Она молча протянула ему руку. На губах ее играла добрая улыбка, такой доброй улыбки он еще ни разу у нее не видел. Доверчиво протягивая Кристофу руку, она, казалось, говорила: «Мир, мир! Забудем все». Он схватил протянутую сквозь проволочную изгородь руку, нагнулся и поцеловал ее. Сабина не отняла руки. Ему хотелось броситься перед нею на колени, закричать: «Я люблю вас…» Они молча глядели друг на друга. Но объяснение не состоялось. Подождав с минуту, Сабина отняла руку и отвернулась. Кристоф отвернулся тоже, желая скрыть охватившее его волнение. Потом они снова поглядели друг на друга просветленным взглядом. Солнце садилось. По холодному и чистому небу легко пробегали лиловые, оранжевые и розовые отблески. Таким знакомым и милым жестом Сабина плотнее закуталась в шаль.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Кристоф.
Сабина сделала гримаску, словно отвечать не стоило. Счастливые, они смотрели друг на друга. Им казалось, что они потеряли было друг друга и вот нашли.
Кристоф первый нарушил молчание.
— А я завтра уезжаю, — сказал он.
Сабина испуганно взглянула на него.
— Уезжаете? — повторила она.
— Всего на две-три недели, — поспешно добавил Кристоф.
— На две-три недели, — произнесла она уныло.
Кристоф объяснил, что согласился дать несколько концертов, но, вернувшись домой, уже никуда не тронется с места, целую зиму просидит здесь.
— Зиму, — повторила Сабина. — До зимы далеко…
— Да нет, — возразил Кристоф, — совсем недолго.