Жан-Кристоф (том 2)

Удрученные коллеги Маннгейма только растерянно переглядывались и горько выговаривали ему за подарок, который он им преподнес в лице этого помешанного. Маннгейм, по своему обыкновению смеясь, взялся укротить Кристофа: он побился об заклад, что уже в следующей статье Кристоф возьмет тоном ниже. Ему не поверили, но события показали, что обещание Маннгейма не было пустым хвастовством. В следующей статье Кристофа, далеко не медоточивой, все же не было язвительных выпадов. Способ, примененный Маннгеймом, был донельзя прост, и все только удивлялись, как это им раньше не пришло в голову. Кристоф никогда не перечитывал написанные для журнала статьи; корректуру он пробегал небрежно и наспех. Адольф Май делал ему по этому поводу кисло-сладкие замечания: он говорил, что опечатки - позор для журнала; Кристоф же, ставивший критику ниже искусства, отвечал, что те, кого он заденет, уж как-нибудь поймут его. На этом и сыграл Маннгейм: он сказал, что Кристоф прав, что читать гранки дело корректора; он охотно сам возьмет на себя эту обязанность. Кристоф собирался рассыпаться в изъявлениях благодарности, но все в один голос поспешили уверить его, что редакция от этого только выиграет, так как избавится от лишней проволочки. И Кристоф предоставил свои корректуры в распоряжение Маннгейма, прося его получше их выправлять. Маннгейм взялся за дело: это было для него развлечением. Вначале он лишь отваживался слегка умерять резкость некоторых выражений, выбрасывал кое-где обидные эпитеты. Окрыленный удачей, он пошел дальше: начал переправлять целые фразы, извращать их смысл; он проявил в этом занятии подлинную виртуозность. Вся соль была в том, чтобы сохранить костяк фразы и своеобразную манеру Кристофа, но вложить в его уста противоположное тому, что он хотел сказать. На подтасовку мыслей Кристофа Маннгейм затрачивал больше стараний, чем на собственные статьи: он никогда за всю свою жизнь не трудился так усердно. Зато успех был полный: музыканты, которых Кристоф донимал насмешками, с удивлением убеждались, что он мало-помалу становится любезнее и даже начинает расточать им похвалы. Редакция была в восторге. Маннгейм читал им вслух плоды своих упражнений. Они хохотали до упаду! Эренфельд и Гольденринг иногда говорили Маннгейму:

- Осторожней! Ты перегибаешь палку!

- Не беспокойтесь, - отвечал Маннгейм.

И продолжал трудиться с еще большим усердием.

Кристоф ничего не замечал. Он являлся в редакцию, вручал статью, и с этой минуты она переставала занимать его. Иногда он отзывал Маннгейма в сторону:

- На сей раз я им сказал все начистоту, этим канальям. Почитай-ка.

Маннгейм читал.

- Ну, как по-твоему?

- Сильно, дорогой мой! Ты их стер в порошок.

- Как ты думаешь, что они на это скажут?

- Подымут визг и вой!

Но никакого визга не слышалось. Напротив, лица вокруг Кристофа расцветали улыбками; люди, вызывавшие у него отвращение, раскланивались с ним на улице. Однажды он явился в редакцию встревоженный и сумрачный; бросив на стол визитную карточку, он спросил:

- Что это значит?

Визитная карточка была от музыканта, которого он только что отчитал; на ней значилось: "От искренне благодарного".

Маннгейм, смеясь, ответил:

- Это он иронизирует.

Кристоф с облегчением вздохнул.

- Вот оно что, - сказал он, - а я было подумал: уж не доставил ли я ему удовольствие своей статьей?

- Он взбешен, - сказал Эренфельд, - и не хочет в этом признаться. Пытается подчеркнуть, что он выше всего этого, издевается...

- Издевается!.. Свинья! - воскликнул Кристоф, снова приходя в бешенство. - Так я преподнесу ему еще статью. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!

- Нет, нет, - сказал, встревожившись, Вальдгауз. - Не думаю, чтобы он насмехался. Скорей уж это кротость, он - добрый христианин: когда его бьют по одной щеке, он подставляет другую.

- Час от часу не легче! - сказал Кристоф. - Вот трус! Если это ему нравится, я опять его вздую!

Вальдгауз хотел было вмешаться, но остальные рассмеялись.

- Да брось... - сказал Маннгейм.

- Вообще говоря, - отозвался, вдруг успокоившись, Вальдгауз, - статьей больше или меньше...

Кристоф ушел. Приятели веселились от души и хохотали, как безумные. Когда они немного успокоились, Вальдгауз сказал Маннгейму:

- А ведь все висело на волоске. Прошу тебя, будь осторожнее. Как бы мы не попались по твоей милости.

- Да нет же, - ответил Маннгейм. - Мы еще позабавимся... И потом, ведь я создаю ему друзей.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПЕСКИ ЗАСАСЫВАЮТ

Как раз в эту пору деятельности Кристофа, мечтавшего возродить немецкое искусство, в городе проездом побывала труппа французских актеров. Вернее сказать, не труппа, а, как водится, кучка, случайное сборище неизвестно где подобранных полунищих субъектов, молодых и никому не ведомых актеров, готовых идти в кабалу, только бы им позволили выступать на сцене. Все они были впряжены в колесницу старой и прославленной актрисы. Гастролируя в Германии, она по пути остановилась в маленькой столице, где собиралась дать три спектакля.