Жак-фаталист и его Хозяин

Госпожа де Ла Помере: «Право, маркиз, я не благоразумнее вас. Должно быть, вы сохранили надо мной ужасную власть; это меня пугает».

Маркиз: «Когда я увижу ее?»

Госпожа де Ла Помере: «Не знаю. Прежде всего надо найти способ устроить это так, чтоб не возбудить подозрений. Они не могут заблуждаться насчет ваших намерений; подумайте только, какого мнения будут они о моих стараниях, если заподозрят, что я действую с вами заодно!.. Но между нами говоря, маркиз, к чему мне все эти хлопоты? Какое мне дело до того, любите вы или нет, безумствуете или нет?.. Распутывайте сами этот клубок. Роль, которую вы хотите мне навязать, носит какой-то странный характер».

Маркиз: «Друг мой, если вы меня покинете, я погиб. Не буду говорить о себе, ибо это вас обидит; но заклинаю вас теми милыми и достойными существами, которые вам так дороги; вы знаете меня; охраните их от всех тех безумств, на которые я способен. Я пойду к ним; да, я пойду, предупреждаю вас; я взломаю дверь, ворвусь против их воли, усядусь. Не знаю, что скажу, что сделаю; ибо нет ничего такого, чего бы вы не могли опасаться при том бешеном состоянии, в котором я нахожусь…»

– Заметьте, господа, – добавила хозяйка, – что с первого до последнего момента этой истории каждое слово, сказанное маркизом Дезарси, вонзалось ножом в сердце госпожи де Ла Помере. Она задыхалась от негодования и гнева, а потому ответила маркизу дрожащим и прерывающимся голосом:

«Да, вы правы. Если б меня любили так, как вы любите ее, то, быть может… Но оставим это… Не ради вас я буду хлопотать; однако надеюсь, маркиз, что вы предоставите мне достаточно времени».

Маркиз: «Как можно меньше, как можно меньше!»

Жак. Ах, хозяйка, какая чертовка! Хуже самого ада! Я просто дрожу: необходимо выпить глоток, чтобы оправиться… Неужели вы хотите, чтоб я пил один?

Трактирщица. Я ничуть не напугана… Госпожа де Ла Помере промолвила про себя: «Я страдаю, но страдаю не одна. Жестокий человек! Не знаю, как долго продлятся мои терзания, но твои я постараюсь сделать вечными…» Она промучила маркиза целый месяц ожиданием обещанной встречи, иначе говоря, предоставила ему изнывать и опьяняться, и под предлогом смягчения тяжести столь долгой отсрочки позволила ему говорить ей о своей страсти.

Хозяин. И, говоря о ней, разжигать ее.

Жак. Какая женщина! Какая чертовка! Хозяйка, мой страх удвоился.

Трактирщица. Итак, маркиз ежедневно приходил беседовать с госпожой де Ла Помере, которая ухитрилась лукавейшими речами довести его до белого каления, ожесточить и окончательно погубить. Он узнал все о месте, где они жили раньше, о их воспитании, о их доходах, о несчастьях, постигших этих женщин; постоянно возвращался к этому предмету, ибо все считал, что он еще недостаточно обо всем осведомлен, и не переставал умиляться. Маркиза указывала ему на усиление его страсти и, будто бы желая его предостеречь, подготовляла его к последствиям.

«Маркиз, – говорила она ему, – берегитесь, как бы это не завело вас слишком далеко; в один прекрасный день может случиться, что моя дружба, которою вы так странно злоупотребляете, не оправдает меня ни в моих, ни в ваших глазах. Конечно, ежедневно совершаются еще большие безумства, но я боюсь, маркиз, что вы получите эту девушку только на условиях, которые до сих пор не были в вашем вкусе».

Когда госпожа де Ла Помере сочла маркиза достаточно подготовленным для осуществления задуманного дела, она сговорилась с обеими женщинами, что они придут к ней обедать; маркиз же должен был застать их врасплох, одетыми так, как это принято в деревне. Все это было приведено в исполнение.

Не успели подать второе блюдо, как доложили о маркизе. И он, и госпожа де Ла Помере, и обе д'Энон мастерски разыграли смущение.

«Сударыня, – сказал маркиз госпоже де Ла Помере, – я приехал из имения; уже слишком поздно, чтобы возвращаться домой, где меня не ждут сегодня вечером, и я льщу себя надеждой, что вы не откажетесь накормить меня обедом…»

С этими словами он взял кресло и присел к столу. Прибор поставили так, что маркиз оказался рядом с матерью и напротив дочери. Он взглядом поблагодарил госпожу де Ла Помере за этот знак внимания. После первой минуты замешательства наши притворщицы овладели собой; завязался разговор, стало даже весело. Маркиз оказывал весьма глубокое внимание матери и проявлял сдержанную вежливость по отношению к дочери. Старания маркиза не сказать ничего лишнего и не позволить себе ничего такого, что могло бы отпугнуть гостей, доставляло всем трем женщинам тайное, но, однако, забавное развлечение. Они оказались настолько бесчеловечными, что заставили маркиза битых три часа говорить о благочестии, и госпожа де Ла Помере сказала ему:

«Такие речи служат лучшей похвалой вашим родителям; первые уроки никогда не изглаживаются из памяти. Вы отлично усвоили все тонкости божественной любви: можно подумать, что вы питались только Франциском Сальским. Не были ли вы часом также и квиетистом?»[39]

«Не могу припомнить…»