Жадный, плохой, злой

– Сестры-близняшки у меня пока что не имеется.

– Почему ты здесь? Зачем?

– Соскучилась, – спокойно ответила Ириша, глядя на меня сквозь пелену сигаретного дыма.

– Ты была в доме? – спросил я, стараясь казаться таким же уравновешенным. Учитывая нервную дрожь, которая колотила меня все сильнее, это выглядело не очень убедительно.

– Была, – созналась Ириша. – Познакомилась с твоими дамами. Младшенькая произвела на меня неизгладимое впечатление. Любопытная девочка. Все допытывалась, какой величины у великанш рождаются детки.

– Потом расскажешь, – сказал я, намереваясь выскочить из машины с прихваченной пачкой ментоловых «Мо».

– Не спеши, – посоветовала Ириша. – Райком закрыт. Все ушли на фронт.

– Что ты сказала? – тихо произнес я, возвращаясь на прежнее место. Извлеченная сигарета сломалась в моих пальцах, но я нисколько не сожалел об этом. Бывают ситуации, когда обе руки должны оставаться свободными.

– Я сказала, что дома никого нет, – повторила Ириша ровным тоном.

Покачав головой, я устало спросил:

– Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?

– Ты неважно выглядишь, дорогой. И где тебя только носило? – Она вызывающе усмехнулась. Вздумалось бы ей затянуть паузу еще на секунду-другую, и пришлось бы ей улыбаться в ближайшем будущем, уже смущенно прикрывая щербатый рот ладошкой, но она вовремя заметила, как изменилось мое лицо и быстро сказала: – Успокойся. Все в порядке. Твоих девочек никто и пальцем не тронул.

– Их увезли? – мрачно предположил я.

Дождавшись, пока отгремит долгий раскат грома, прозвучавший так, словно треснул небесный полог, Ириша ответила:

– Никто их не увозил. Они сами уехали. После нашего разговора.

Попав сигаретным фильтром в рот со второй попытки, я настороженно поинтересовался:

– Что еще за разговор?

– Не напрягайся ты так. – Ириша пренебрежительно фыркнула. – О наших с тобой отношениях речь не шла. Просто я рассказала твоей Вере то, что ей можно было рассказать. В самых общих чертах.

– И она?..

– И она согласилась, что им сейчас лучше уехать.

– Уехать, – машинально повторил я. Потом, встретившись взглядом с Иришей, невесело спросил: – Все так плохо? Их будут искать?

Хотя Ириша не ответила ни на один из этих вопросов, ее слова меня немного взбодрили.

– Их не найдут, – заявила она твердо.

– Почему я должен тебе верить?

– Никто никому ничего не должен. Вот, читай. – Она сунула мне сложенный вчетверо лист бумаги.

Когда я развернул его, по крыше джипа тревожно забарабанили дождевые капли. От сияния молний в кабине иногда делалось светло, как погожим днем, только освещение было не теплым, а мертвенно-бледным, холодным. Как будто кто-то там, наверху, вздумал позабавиться с гигантской фотовспышкой, снимая общим планом оробевших людишек.

В том, что адресованное мне послание было написано Вериной рукой, не было ни малейших сомнений. Ее почерк, ее стиль, ее дурацкая манера перескакивать с пятое на десятое.

«Здравствуй, мой ненаглядный!

Нагулялся?

Эта дылда, которая всем нам троим прямо в богоматери годится, она что-то за тебя очень уж сильно переживает. Учти, я в монашки тоже не записывалась.

Светочка передает тебе привет. А еще твоя дылда вручила нам 3000. Говорит, что это аванс, а за что аванс, неясно. Ты, случайно, не жиголо там заделался?

Вчера приезжали грузчики, я их отправила обратно. Теперь будем добираться своим ходом. Вещи почти все пришлось оставить. Твой компьютер тоже. Заберем потом, если все обойдется. Целую.

Уезжаем прямо сейчас. Где и как устроимся, пока не знаю, но ты за нас не переживай. Мы вместе, и мы теперь богатые.

Ты не забыл, откуда и куда мы приехали зимой? Так вот, каждый день, начиная с 10 сентября, ждем тебя НА ТОЙ САМОЙ СТАНЦИИ ВО ВРЕМЯ ПРИБЫТИЯ ТОГО САМОГО ПОЕЗДА ВОЗЛЕ 9 ВАГОНА.

Обнимаю, целую. 20-го можешь уже не приходить, найдем себе другого.

Я тебя люблю, гад такой!!!»

«Конспираторша ты моя, – похвалил я мысленно Веру. – Умница».