«Однако же ‘радость’ указывает на нечто внутреннее». Нет. «Радость» вовсе не означает ничего такого. Ни внутреннего, ни внешнего.
488. Продолжение классификации психологических понятий.
Эмоции. Общим для них является наличие настоящей длительности и протекания. (Гнев вспыхивает, ослабевает, исчезает; равно как и радость, депрессия, страх.)
Отличие от ощущений: они не локализованы (но и не рассеяны!).
Общее для них: они обладают неким характерным, выражающим их поведением. (Выражение лица.) И отсюда же следует: они также обладают характерными ощущениями. Так, скорбь часто сопровождается плачем и характерными для нее ощущениями. (Голос, полный слез.) Однако эти ощущения не являются эмоциями. (В том смысле, в каком цифра 2 не является числом 2.)
Среди эмоций следует различать направленные и ненаправленные. Страх
Такое нечто – это объект, а не причина эмоции.
489. Языковая игра «Мне страшно» уже содержит объект.
Ужас можно было бы назвать ненаправленным страхом, поскольку его проявления сходны либо тождественны с проявлениями страха.
490. Можно было бы назвать такой картиной человеческое лицо и посредством перемен на лице изобразить
491. К различию ощущений: они не информируют нас о внешнем мире. (Грамматическое замечание.)
Любовь и ненависть можно было бы назвать эмоциональными диспозициями: в некотором смысле, как и страх.
492. Одно дело – ощущать острый приступ страха, и совсем другое – чего-то ‘хронически’ бояться. Однако страх не является ощущением.
‘Смертельный ужас’: это
Типичные причины боли, с одной стороны, и типичные причины депрессии, тоски, радости – с другой. Их причина одновременно и есть их объект.
Поведение, вызванное болью, и поведение, вызванное печалью. – Их можно описать лишь посредством того, что является для них внешним поводом. (Когда мать оставляет своего ребенка одного, он может заплакать от горя; если он упадет – заплакать от боли.) Поведение и тип внешнего повода составляют единое целое.
493. Бывают мысли полные страха и мысли полные надежды, бывают мысли радостные, гневные и т. д.
494. Эмоции оставляют след в мыслях. Человек говорит гневно, робко, печально, весело и т. д.; но он не говорит так, словно его речь пропитана болью в пояснице.
Мысль внушает мне эмоции (страх, грусть и т. д.), а не физическую боль.
495. Я почти готов сказать: грусть в своем теле чувствуют не больше, чем видение – в глазу.
496. ((Ужасающим в страхе является не ощущение страха.)) Это напоминает о шорохе, который слышится
497. «Где ты чувствуешь горе?» – В душе. – Какого рода следствия мы выводим из этого указания места? Вывод первый: мы говорим
498. Задай себе следующий вопрос: Можно ли вообразить боль, скажем, со свойством ревматической боли, но
Если ты начинаешь об этом думать, то замечаешь, сколь велико у тебя стремление превратить знание о месте боли в характеристику того, что ты
499. Если страх ужасен, и если в страхе я осознаю свое прерывистое дыхание и напряженное лицо, – значит ли это, что меня страшат именно
500. Почему одно и то же слово «страдать» используется и применительно к страху, и применительно к боли? Ну, связей между ними предостаточно. –
501. На высказывание «Я не могу без страха думать об этом…..» отвечают примерно так: «Это не причина для страха, поскольку…..» Во всяком случае, это
502. То, что имеет место конгломерат страха, состоящий (к примеру) из ощущений, мыслей и т. д., не означает, что страх является конгломератом (синдромом).
503. Сидя в своем рабочем кабинете и имитируя горе, конечно, легко осознать мимику и напряжение своего лица. Но когда действительно горько, или когда ты следишь за печальными событиями в кино, спроси себя, способен ли ты в этот момент контролировать свое лицо?
504. Любовь это не чувство. Любовь познается постепенно, а боль – нет. Так ведь не говорят: «Это не была подлинная боль, иначе она не утихла бы так скоро».