ЗЕРО (СИ)

— Я способный, — невозмутимо ответил хозяин. О том, что ему довелось почти три месяца провести в плену у дакот, парню, как ни странно, никто из труппы не проболтался. — Спать иди, не съем я твоего дикарёныша. Скорее вы поутру найдёте здесь мои обглоданные кости… Всё, ступай, — он властно вскинул руку, чтобы упредить дальнейшие возражения Зеро.

Заворачиваясь в разостланное на полу одеяло, он тихо посмеивался, неожиданно придя в хорошее настроение от нелепости всего происходящего.

Ну и, конечно, от того, что дыхание раненого мальчишки, разметавшегося на его постели, стало глубоким и ровным.

— Эй, как тебя, Лобо, — прошептал он, обращаясь к псу, чьи глаза, казалось, горели в темноте, как угли. — Если хочешь, чтобы твой побратим выздоровел, присмотри за ним, когда я засну. Понял?

Ему снова показалось… или же пёс действительно кивнул в ответ.

*

Иногда Бруно считал себя провидцем — почище мадам Тильды. Вот и его мрачные предчувствия касательно спасённого дакоты совершенно оправдались. Не самые мрачные — найдёныш пока что не перерезал ему горло, но смотрел на него волчонком, от еды отворачивался и старательно прикидывался глухонемым. Хотя Бруно знал, что упрямый чертёнок его прекрасно понимает — это было заметно по его горящим глазам. В конце концов, Бруно с грехом пополам изъяснялся по-дакотски, да и сам индеец не мог не знать хотя бы десятка английских слов. Но нет, он даже имени своего спасителям не назвал!

Неблагодарный маленький мул, да и только.

Но Бруно признавал и то. что индейцу не за что было их благодарить. Люди с белой кожей заперли дакот за колючей проволокой резервации, морили голодом и наконец уничтожили всю его семью, не пощадив и грудного младенца. Какая тут может быть благодарность! Мальчишка ненавидел и презирал всех бледнолицых. И никому не доверял.

Его угрюмый пёс, и тот относился к Бруно дружелюбнее. Хотя его-то Бруно не поил отваром с ложки, не подсовывал ему под нос мясной бульон, а под одеяло — поганую посудину для отправления малой нужды. До большой нужды дело пока не доходило: парень клевал еду, как воробей. Мадам Тильда тоже отчаялась уговаривать его поесть.

Один Зеро не терял надежды расположить к себе найдёныша, и Бруно не запрещал ему приходить в фургон на биваке, присаживаться рядом с постелью раненого и молоть всякую чушь. В конце концов, ребята были почти ровесниками — возможно, Зеро и удалось бы совершить то, что не удавалось другим — добиться, чтобы из тёмных запавших глаз индейца исчез стылый лёд ненависти и тоски.

Обычно Зеро сидел на полу, поджав под себя ноги, и весело тараторил обо всякой всячине: что западный ветер-де сменился южным, и если так пойдёт и дальше, то осень сразу перейдёт в весну, минуя зиму, а прерия зазеленеет, укрывшись цветами. Что пудели мадам Тильды отчаянно боятся Лобо, превращаясь в крошечных щенят при его приближении, скулят и падают перед ним ниц, как перед собачьим вождём. Что сам Зеро, мол, научился стрелять одинаково метко с обеих рук, хоть и не левша, и непременно научит индейца таким же штукам, когда тот поправится.

Раненый между тем лежал, как камень, вперив непроницаемый взор в перекрытия фургона.

— Он не хочет понимать тебя, мало что не может, — с досадой сказал однажды Бруно, глядя на обоих: на Зеро, трещавшего, как пересмешник, и на замкнувшегося в себе индейца. — Зря стараешься.

А про себя он подумал, что дакоты не укрощают силой диких, только что пойманных в прерии мустангов — они им поют. Разговаривают с ними. Несколько дней и ночей подряд, валясь от усталости, не беря в рот ни крошки пищи, ни глотка воды, пока конь не начинает доверять — не хозяину, но другу.

— Я всё равно буду с ним говорить, — упрямо возразил Зеро, будто услышав его мысли.

— А знаешь, что… — задумчиво пробормотал Бруно, не спуская с парнишек испытующего взора. — Есть у меня одна идея…

— Какая? — Зеро сразу вскочил на ноги, возбуждённо блеснув глазами. Бруно даже улыбнулся невольно. И индеец повернул голову, косясь на парня исподлобья.

— Сейчас узнаешь, — загадочно промолвил Бруно, продолжая улыбаться в усы. — Пошли со мной.

Они выпрыгнули наружу, оставив маленького дакоту на попечение пса, и Бруно велел Зеро собрать остальных циркачей перед фургоном. Когда же вся труппа, недоумённо посматривая на хозяина, встала перед ним, он сказал всего несколько коротких фраз — и тут же довольно рассмеялся, увидев, как расцвёл Зеро.

А потом он вернулся в фургон и весело объявил недоверчиво уставившемуся на него найдёнышу:

— Пойдём-ка, парень, я покажу тебе, кто мы такие. Знаменитый цирк Бруно Ланге выступит только для тебя одного!

Он легко поднял мальчишку с постели, невзирая на слабое сопротивление, и, закутав хорошенько в полосатое одеяло, донёс до выхода из фургона. Откинул попону в сторону и усадил индейца на верхнюю ступеньку лестницы. Пёс, неотступно следовавший за ними, соскользнул вниз, взмахнув пушистым хвостом, и устроился возле босых ног паренька.