Зерно богоподобной силы

Дейв сочувственно хмыкнул. — Надо же, мистер Уандер, до вас никто не жаловался. Ваши ребята с радио всегда их врубают. Как так вышло, что вы не любите музыку, крутясь в этом деле?

— Потому и не люблю, — буркнул Эд. — Если три четверти населения ничего не делает — знай сидят и пялятся в свои дурацкие ящики, предоставляя мне тем самым работу, возможность давать им пищу для зрения и слуха — вовсе не значит, что я тоже должен быть от этого без ума.

— Прошу прощения, мистер Уандер, — покачал головой Дейв, — только я никак не могу их выключить. У меня ведь есть и другие посетители. Сами знаете, что у нас за публика. Они же просто на стенку полезут, если станет слишком тихо. Не будь у меня музыки, они давно бы перебрались в соседнее заведение.

— Мне хотелось бы серьезно поговорить со своей дамой.

— Я же сказал вам, мистер Уандер: рад бы услужить, только из этого все равно ничего не получится. Если они и останутся, то начнут включать свои транзисторы. Ведь теперь почти у каждого с собой переносной приемник, если не телевизор.

Сзади раздался чей-то голос: — Да это же Крошка Эд Уандер! Представитель Горацио Олджера[8] на радио!

Эд оглянулся.

— Привет, Баз. Как жизнь, чертов писака? Как тебе удается получать работу, если ты вечно одет, как бродяга?

— Это бывает очень редко, Крошка Эд, — отозвался репортер. — Я бы даже сказал, слишком редко, старая ты вешалка, франт несчастный.

— А из чего свернуты твои сигары, — сморщил нос Эд. — Уж не из списанных ли армейских одеял?

Де Кемп извлек изо рта упомянутый предмет и любовно оглядел.

— Это не просто сигара, а стоджи[9]. Когда я был мальчишкой, то увидел Тайрона Пауэра [10] в роли картежника с Миссисипи — так вот, он курил стоджи. Я так никогда и не смог этого забыть. Знаешь, Крошка Эд, во мне пропал великий пароходный картежник с Миссисипи. У меня призвание к этому делу. Просто позор, что колесные речные пароходы навсегда сошли со сцены.

Краем глаза Эд заметил, что Элен возвращается, и повернулся на табурете, чтобы помочь ей сесть. И тут глаза его едва не вылезли из орбит. Он открыл было рот, но, так и не найдя, что сказать, снова закрыл.

Баз де Кемп, который стоял спиной к Элен и не видел, как она подошла, тем временем продолжал:

— Послушай, а что там болтают, Крошка Эд, будто ты обхаживаешь какую-то высокосветскую богатенькую дамочку? Кто-то говорил, что ты задумал жениться на дочке своего босса. Видать, приятель, ты устал гнуть спину на службе? У нее что же, никого получше на примете нет?

Уандер закрыл глаза в немом отчаянии. Элен наградила репортера холодным взглядом аристократки.

— Что это? — недоуменно спросила она Эда. — То есть, я хотела сказать, кто?

— Мисс Фонтейн, — со стоном выдавил Эд, — разрешите представить вам База де Кемпа из «Таймс-Трибьюн». Если его, конечно, еще оттуда не выгнали. Баз — Элен.

Баз потряс головой.

— Что за черт, быть не может, чтобы это была Элен Фонтейн. Она на редкость шикарная девица: на голове дом, а не прическа, макияж — за два часа не наштукатуришь. Я ее снимки видел.

Девушка повернулась к Эду, словно ища у него защиты.

— Я вымыла лицо и расчесала волосы, — сказала она. — Так удобнее. Должно быть там, в палатке, было ужасно грязно — я вдруг начала отчаянно чесаться.

Она взяла свою чашку и принялась размешивать сахар. Уандер не мог отвести от нее глаз.

— Послушай, Элен, — сказал он, — ведь ты не приняла всерьез ту чушь, которую нес этот старый пень?

— Не говори ерунды, — ответила она, глядя, как официант снова наполняет ее чашку. — Просто в палатке было грязно — так, во всяком случае, мне кажется.

— Не пойму, о чем вы. Что за палатка? — спросил Баз.

— Да мы с Элен ходили на предполагаемое религиозное собрание, нетерпеливо отозвался Эд. — Его проводил один эксцентричный чудак по имени Иезекииль Джошуа Таббер.

— А, Таббер, — протянул Баз. — Как же, я еще собирался сделать о нем пару статеек, но редактор отдела городских новостей сказал, что новыми культами теперь никто не интересуется.

Элен взглянула на него так, будто только что увидела.

— А вы сами-то были на его собраниях?

— Справедливый вопрос. Нет, я панически боюсь всяких эксцентричных политико-экономических теорий. Просто панически.

Стараясь удержать беседу на безопасном курсе и отчаянно моля Всевышнего, чтобы Баз снова не свернул на его попытку жениться на дочери босса, Эд спросил:

— Политическая экономия? Но он, судя по всему, чудак, помешанный на религии, а вовсе не экономист.

Прежде чем ответить, Баз отпил большой глоток кофе. Потом отодвинул чашку и наставил сигару на Эда.

— Где кончается религия и начинается экономика — об этом, Крошка Эд, можно долго спорить. Посуди сам — большинство мировых религий коренилось в экономической системе, господствовавшей в то время. Возьмем иудаизм. Когда Моисей провозгласил свои заповеди, они, дружище, охватывали все аспекты кочевой жизни тогдашних евреев. Отношения собственности, обращение с рабами, со слугами и наемными работниками, денежные вопросы. То же самое мы найдем и в мусульманстве.

— Но это было невесть когда, — заметил Эд.