Зеркальный лабиринт

Я слышала, как он поет – в записи и вживую, в микрофон и без технических ухищрений. И каждый раз его голос звучал одинаково сильно. Но все песни, которые я слышала в исполнении Рауля, были его – словно одежда, идеально сшитая под фигуру. Только сейчас, услышав в исполнении Рауля чужую песню, я по-настоящему поняла, насколько мощный и гибкий голос ему дан. И насколько мастерски он им владеет. Как знать, придет день, и этот голос зазвучит не только со сцен маленьких клубов и городских площадок, но соберет стадионы за пределами страны. А пока он с легкостью просачивался сквозь толстые каменные стены, разносился по всему дому.

Очарованная выступлением Рауля, я видела сейчас не простого парня в джинсах и толстовке, с которым порой спорила, кому признавалась в любви, чьи признания слышала в ответ, которого целовала по утрам в сонные губы, которому ерошила волосы, на чьем плече засыпала, с кого стаскивала одеяло, когда замерзала. Я видела божество – бестелесное, воплотившееся в голос. Я слушала и забывала о том, что этот бог обладает грехами земного мужчины: оставляет под кроватью носки, пачкает зеркало в ванной зубной пастой, притаскивает в свежезастеленную постель кота и, несмотря на то что отлично умеет готовить, предпочитает «ужинать» чипсами и кока-колой. Что ему, божеству, известны мои интимные секреты. А мне, в свою очередь, его слабости: что вареную морковь он ненавидит и страстно любит горький шоколад, что разбудить его рано утром почти так же невозможно, как тронуть рукой небо, что обожает он скорость, но не любит торопиться.

Я умирала от счастья, что это божество – рядом со мной, но воскресала от страха, сознавая, что счастье мое пока хрупкое, как стеклянная фигурка. Становилось одновременно и горько, – божество не может принадлежать только тебе, и сладко, ведь именно сейчас песня звучала исключительно для меня – я чувствовала это в интонациях, я видела это во взглядах, я читала это в улыбке.

А Рауль, видимо, думал, что мною завладели не противоречия, а воспоминания о пляжах-жемчужинах, которые он показывал мне летом, о звездной ночи, бегущей нам навстречу, об остывшем к утру песке, на котором мы встречали рассвет, о поцелуях под моросящим дождем в моем городе, об утренних сонных объятиях…

Вдруг я почувствовала, что шеи коснулось что-то неприятное, будто по коже пробежало насекомое. Меня передернуло, и я невольно дотронулась до шеи, но ничего подозрительного не обнаружила. И тут же забыла о мерзком ощущении. Настала очередь главного сюрприза: в припеве к Раулю присоединилась Лаура, их голоса вместе сплелись, слились, срослись сиамскими близнецами с одним сердцем, с одной кровеносной системой на двоих. Ошеломленная, я перевела взгляд на девушку и, видимо, на моем лице отразилось такое восхищение, смешанное с изумлением, что Рауль, кивнув на Лауру, поднял вверх большой палец.

Когда они закончили, мы по инерции еще сколько-то мгновений сохраняли молчание. А потом дружно взорвали тишину громкими криками и аплодисментами. Это был такой сильный выплеск восторженных эмоций, что, наверное, наши крики слышали в лесу дикие птицы.

И вдруг со звоном лопнули две лампочки, освещавшие комнату, раздался чей-то испуганный вскрик, и наступила абсолютная тишина.

– Господи… – после долгой паузы пробормотала Лусия. – Как я испугалась…

– Никого осколками не задело? – обеспокоенно спросил Рауль, обводя взглядом почти темную комнату, освещенную лишь падающим в узкое окно тусклым светом дождливого дня.

– Давид, ты стоишь ближе всех к столовой? Принеси, пожалуйста, веник, надо собрать осколки! И включи в столовой свет, – попросила Моника. Но ответом ей был порыв холодного ветра, ворвавшегося в комнату, мгновенно выстудив помещение.

– Давид, кажется, вышел на улицу курить… – ответила Нурия. – Я сама сейчас принесу.

Несколькими секундами позже в столовой вспыхнул свет.

– Рауль, вы своими голосами даже лампочки бьете, – пошутила Моника.

– Это не мы, а вы – криками, – отозвался он, осторожно снимая с плеча Лауры осколок стекла.

– Холодно как… – поежилась Лусия.

– Это, видимо, Давид оставил дверь открытой! – предположила Нурия. И, увидев, что к выходу, доставая из кармана пачку сигарет, направился Чави, попросила:

– Чави, пожалуйста, прикрой за собой дверь! А то действительно так холодно, будто дом простоял открытым целую ночь.

* * *