Зеркальное отражение

Джезебел была консервативной по натуре и придерживалась старой веры. В конце концов, если новая вера отличалась более высокой моралью, старая приносила ей большее эмоциональное удовлетворение. Тот факт, что она истребила пророков, лишь подтверждает, что она была детищем своего времени. В те дни именно таким способом и обращали в свою веру. Если ты читала «Книгу царств», то должна помнить, что Илия — по нашему Илайдж (на этот раз мой тезка) — состязался с восьмьюстами пятьюдесятью пророками Ваала в том, кто сумеет вызвать небесный огонь. Илайдж победил и тут же приказал толпе убить восемьсот пятьдесят ваалитов. Что и было сделано.

Джесси прикусила губу.

— Как насчет виноградника Навуфея, Лайдж? Жил себе этот Навуфей, никого не трогал, а лишь отказался продать царю свой виноградник. Тогда Джезебел устроила так, что люди нарушили клятву и обвинили Навуфея в богохульстве или еще в чем-то.

— Кажется, он «хулил бога и царя», — заметил Бейли.

— Да. Поэтому его казнили и конфисковали его имущество.

— Они поступили несправедливо. В наше время с Навуфеем было бы легко справиться. Если бы городу понадобилась его собственность, и даже если бы это случилось в медиевальные времена, и суд приказал бы ему освободить ее, то применил бы силу и уплатил бы ему разумную сумму. У царя Ахава не было другого выхода. И все же решение Джезебел было неверным. Ее единственное оправдание в том, что Ахав был тогда ужасно расстроен, и ей казалось, что ее любовь к мужу важнее благополучия Навуфея. Так вот я и говорю, она было образцом преданной же..

Джесси рванулась от него, раскрасневшаяся и рассерженная.

— Ты просто низкий и вредный человек.

Он посмотрел на нее в полном недоумении:

— Что я такого сделал? Что с тобой?

Она ушла, не сказав ни слова, и весь вечер до поздней ночи провела в субэтерных видеозалах, в раздражении переходя из зала в зал и расходуя свою двухмесячную норму (а кстати, и норму мужа).

Когда Джесси вернулась домой, Бейли все еще не спал, но она не стала с ним разговаривать.

Позднее, гораздо позднее, Бейли сообразил, что он нанес ей сокрушительный удар. Ей прежде казалось, что ее имя таит в себе что-то интригующе порочное. Оно было как бы приятным вознаграждением за ее чопорное, слишком уж респектабельное прошлое. Оно несло в себе аромат безнравственности, и Джесси его обожала.

Но этому пришел конец. Она больше никогда не называла себя полным именем ни Лайджу, ни своим друзьям, ни, как он догадывался, даже самой себе. Ее звали Джесси, и она стала подписываться этим именем.

Через несколько дней она снова начала разговаривать с ним, а неделю спустя между ними установились прежние отношения. И как бы они потом ни ссорились, они никогда не касались этого больного места.

Только однажды, да и то косвенным образом, об этом зашла речь. Джесси скоро должна была стать матерью. Она оставила свое место помощника диетолога в столовой А-23 их сектора и от вынужденного безделья развлекалась тем, что занималась приготовлениями к рождению ребенка.

Как-то вечером она сказала:

— А как насчет Бентли?

— Прости, дорогая, не понял? — Бейли оторвался от работы, которую взял на дом. (Если учесть, что скоро появится еще один рот, и что Джесси перестала получать жалованье, и что перспектива его выдвижения на административный пост остается, как всегда, неопределенной, лишняя работа на дому не помешает.)

— Ну, если ребенок окажется мальчиком… Тебе нравится имя «Бентли»?

Бейли скорчил недовольную мину:

— Бентли Бейли? Не слишком ли похоже друг на друга?

— Не думаю. Мне кажется, в нем что-то есть. И потом, мальчик, когда подрастет, подберет себе второе имя на свой вкус.

— Ну что ж, я не возражаю.

— Ты серьезно? То есть… Может, ты хочешь, чтоб его звали Илайдж?

— Илайдж-младший? По моему, это не очень удачная мысль. Если захочет, он может назвать так своего сына.

— Дело вот в чем. — начала Джесси и остановилась.

После короткой паузы он спросил:

— В чем?

Она словно избегала его взгляда, но все же достаточно твердо сказала:

— «Бентли» ведь не библейское имя, верно?

— Нет, не библейское, — ответил Бейли. — Я в этом вполне уверен.

— Тогда прекрасно. Хватит с меня всяких библейских имен.

Они больше никогда к этому не возвращались с того самого времени и до дня, когда Илайдж Бейли появился дома с роботом Дэниелем Оливо.

Бейли остановился у большой двойной двери, на которой светилась крупная надпись: «ТУАЛЕТНЫЙ БЛОК — МУЖЧИНЫ». Буквами поменьше было написано: «Секции 1А—1Е». А над замочной скважиной мелкая надпись: «В случае потери ключа немедленно сообщите по № 27-101-51».

Мимо них проскользнул мужчина, вставил в замочную скважину алюминиевую пластинку и вошел внутрь. Он закрыл за собой дверь, даже не сделав попытки придержать ее для Бейли. Поступи он иначе, Бейли воспринял бы это как серьезное оскорбление. По прочной традиции мужчины совершенно игнорировали присутствие друг друга внутри или в непосредственной близости от туалетных.

Джесси как-то сказала, что в женских туалетах дело обстоит совсем по-другому.

Она, бывало, говорит. «Встретила в туалетной Джозефину Грили, а та и говорит…»