Зеркальное отражение

В первый момент у Северуса екнуло сердце, потому что он на секунду подумал, что мальчишка может читать его мысли на расстоянии. Потом он напомнил себе, что это невозможно, и чуть расслабился. Однако факт оставался фактом: мальчик и сам понял, что все бесполезно, значит, пора сообщить об этом Дамблдору и думать, что делать дальше. Сделав несколько шагов вперед, Снейп спокойно поинтересовался:

— С чего вы это взяли?

— Он не хочет возвращаться, — так же спокойно ответил Гарри. – Тот, другой… Ему нравится там, откуда я пришел. Он хочет остаться там вместо меня. И я не смогу этому помешать.

— Что за чушь вы несете, Поттер? – Голос зельевара прозвучал несколько нервно, потому что он был обеспокоен бесцветным голосом мальчишки. Он сделал еще несколько шагов вперед, чтобы оказать в непосредственной близости от ребенка: мало ли, что тот учудит!

— Я просто знаю это, — Поттер пожал плечами. – Нет другого способа вернуться, кроме как повторить событие, которое в прошлый раз произошло случайно. Для этого нужно, чтобы он этого тоже хотел, а он не захочет уходить из мира, где он в безопасности и под присмотром моего отца.

Северус скептически фыркнул.

— Уж поверьте мне, Поттер не захочет оставаться в мире, где я его приемный отец.

— Ты просто не знаешь, какой ты там, — эта фраза была произнесена еще ровным, бесцветным голосом, но после этого в мальчике словно что‑то сломалось. – И я не умел ценить этого, — звенящим от слез голосом закончил он и вдруг заплакал. Безудержно, по–детски искренно и горько. – А теперь у–уже сли–ишком поздно–о, — заикаясь от слез, продолжал Гарри. – Мне–е ни–икогда не верну–уться туда–а.

Северус растерянно смотрел на него. Слишком давно он не видел шестнадцатилетних подростков, которые вот так, не стесняясь, ревели. Противный голосок внутри посоветовал Снейпу не быть ханжой и вспомнить, что сам он плакал и в этом возрасте, и даже когда был старше. Зельевару не хотелось вспоминать об этом, тем более что это никак не могло помочь ему сейчас: рядом с ним никогда не было никого, кто утешил бы его, поэтому сам он абсолютно не умел утешать. Он не знал, что делать. За все годы, что он был деканом, ему ни разу не приходилось сталкиваться с подобным. Слизеринцев отучали плакать еще дома, а если какой первокурсник и хныкал иногда, то быстро учился это скрывать. Поэтому на языке эмоций зельевару с детьми говорить не приходилось.

Сам плохо понимая, что делает, Северус опустился на колени рядом с плачущим мальчиком. Гарри прятал лицо, но не пытался сдерживать рыдания, его плечи судорожно дергались. Зельевар аккуратно положил руку ему на плечо, чуть погладил по спине.

— Не смейте, Поттер, — тихо и без обычной угрозы произнес он. – Нечего здесь реветь…

Не успел он сказать что‑то еще, как Гарри потянулся к нему, доверчиво прильнул к груди и обхватил одной рукой за шею. Повинуясь какому‑то древнему, до сих пор дремавшему, инстинкту, Снейп одной рукой обнял ребенка, а другой погладил по голове. Как ни странно, это немного помогло, потому что рыдания Гарри стали не такими отчаянными.

— Как же я теперь? – словно обиженный малыш спросил он. – Неужели я его больше никогда не увижу? За что мне это? Я ведь был хорошим сыном… почти всегда…

— Ты не виноват, — чужим голосом произнес Северус. Ему абсолютно не хотелось это говорить, но, похоже, ничего другого он сделать не мог. – Никто из нас не виноват. Это просто судьба. Твоя… моя… наша. Никто из нас не в силах это изменить, – он замолчал, немного подумал и все‑таки добавил: — Мне действительно жаль, что так произошло. Мне жаль…

Еще несколько раз всхлипнув, Гарри затих, но от Северуса не отстранился. Зельевар и сам не предпринимал попыток освободиться от объятий мальчика и не отпускал его, хотя прекрасно понимал, что истерика закончилась. Ему просто было приятно осознавать, что кто‑то может так доверять ему и не стесняться этого.

— Думаешь, он скоро забудет меня? – вдруг спросил Гарри. – Я имею в виду, мой Северус.

Снейп не смог сразу ответить. От того, как гриффиндорец произнес «мой Северус», у него по спине побежали мурашки. Раньше подобное словосочетание означало лишь его подчиненное положение, его принадлежность хозяину. «Мой дорогой Северус», «мой глупый Северус» — так любил говорить Темный Лорд, а он воспринимал своих подчиненных только как свою собственность. «Мой мальчик» — так говорил Дамблдор, и, хотя в случае с директором это не было так очевидно, это по сути означало то же самое. В устах Гарри это прозвучало как‑то совсем иначе. Это не казалось унизительным. Это было приятно.

— Не думаю, что он когда‑нибудь забудет о тебе, — искренне ответил зельевар. «Как я никогда не смогу забыть того, другого», — мысленно добавил он. – Но тебе придется забыть его. Чтобы выжить здесь.

— Не уверен, что я смогу выжить здесь, — признался Гарри. – Не уверен, что захочу.