– Убийца хочет добраться до меня, – сказал он безразлично, – это не подозрительность… Я чувствую опасность… Мне это не пугает, но я не могу допустить, чтобы злодей оставался безнаказанным. Да, благородство не моя стезя, но у меня есть понятие чести…
– Ещё раз мои соболезнования, – произнёс я, – позвольте узнать, в чём заключаются ваши предчувствия…
– Невозможно описать. Погружаясь в мистику, я открывал запретные двери, которые ведут туда, откуда нет возврата. Сейчас я чувствую, что в любой момент сам могу оказаться за порогом… Мне не страшно, одно беспокойство, что, если я проиграю, то не успею осуществить свои замыслы.
Он вздохнул, откинув голову на спинку кресла.
– Вы кого-то подозреваете? – спросил я.
Соколовский покачал головой.
– Нет, не знаю. Я бы подозревал на Ильинского, он мой давний враг, но не могу быть уверенным.
– Вы опасаетесь мистического нападения или убийцы с кинжалом?
– Не могу знать, – собеседник развёл руками. – Но я не намерен сдаваться…
– Ваш родственник Чадев, – вспомнил я, – как я понимаю, вы не близки, но он высказывался о вас очень обеспокоено.
– Глупый зануда, – скривился Соколовский, – моралист, который может лишь рассуждать и не способен действовать. Он мне неприятен с детства. Мы не ссорились, но я всегда предпочитал сторониться его общества. Чадев мне скучен. Сейчас он пытается навязать мне свою заботу, тьфу, путь катится к чёрту!
К нашему удивлению, Чадев возник на пороге. Увидев родственника, он явно смутился.
– О! Вы пришли уговорить Вербина спасти меня? – рассмеялся Соколовский. – Я достаточно был учтив с вами, стараясь избегать бесполезных споров. Но вы переполнили чашу моего терпения!
– Простите, – смущённо пробормотал Чадев, – я, действительно, беспокоюсь за вас. Вы ведёте слишком рискованный образ жизни. Очень жаль, что вы не следуете моим советам.
– С какой стати, чёрт вас подери, я должен следовать вашим советам? – закричал Соколовский. – Вы сильны только в разговорах, весь ваш опыт основан на книгах и рассказах других. Какого чёрта давать советы в том, в чём сами не смыслите!?
Чадев, пробормотав что-то невнятное, произнёс:
– По праву старшего родственника я беспокоюсь…
– Нет, вам наплевать на меня. Вам просто хочется показать своё превосходство, свою мнимую мудрость, осыпав меня ненужными советами! У вас это дурно получается, если я выслушивал вас из-за учтивости к кровным узам, это не значит, что я согласен. Отныне прошу вас держаться от меня подальше, если не хотите быть посланным ко всем чертям! Простите, Вербин, что я позволил себе подобную резкость в вашем доме, но я устал… Надеюсь, мой родственник не утомит вас советами, как нужно вести следствие.
С этими словами Соколовский вышел из гостиной.
Чадев виновато пожал плечами.
– Мой родственник очень подавлен, я не сержусь на него, – произнёс он добродушно, – и я очень обеспокоен за его дальнейшую судьбу…
Я молча слушал вкрадчивые слова собеседника. Неужели Соколовский не приукрасил, и меня ждут советы по ведению следствия?
– Меня беспокоит этот странный нелюдимый Ильинский, что он замышляет? Я не сведущ в делах мистических, но такие люди особенно опасны… Об этом размышляли ещё философы античности…
– Пока у меня нет оснований обвинять Ильинского и снимать подозрения с остальных, – ответил я.
Собеседник понимающе закивал.
– И мне очень жаль, что родственник принял мою заботу за навязчивость, – добавил он грустно.
– Меня также беспокоит эксцентричная барышня, спутница Ильинского, – продолжал Чадев, – вернее, я обеспокоен за её судьбу… Люди подобные Ильинскому безжалостны даже к очаровательным юным барышням…
Отчасти Соколовский оказался прав. Мой собеседник мнил себя знатоком человеческих душ, способным предугадать их поступки.
– Тётушка что-то узнала, но не могла понять насколько опасны её знания, – продолжал Чадев, – возможно, об этом упомянул сын, который тоже не понимал важности своих слов… Мой бедный кузен может погибнуть…
Самодовольная болтовня собеседника утомляла меня, я начал понимать раздражение Соколовского. У самого возникли мысли послать умника ко всем чертям.
– Не могу понять, как столь милая талантливая барышня стала спутницей чудовища Ильинского. Говорят, он ездил с нею ночью на берег Новой канавы – ужасно! – продолжал Чадев.
Неужели наш "учитель" проникся склонностью к Диане Ориновой? Удивительно, что его не смутили манеры этой особы?
– Я готов спасти барышню из лап злодея! – вдруг воскликнул Чадев.
– Любопытно, как вы собираетесь спасать мадемуазель Оринову? – удивился я. – Не думаю, что барышня выслушает ваши советы…
– Буду настойчив, – твёрдо произнёс Чадев. – Знаю, вы не воспринимаете мои слова всерьёз. У незнатной особы должен быть честный бескорыстный покровитель.
Меня поразила подобная наивность. Неужто собеседник вообразил себя героем бульварного романа? А может его намерения не столь бескорыстны, учитывая привлекательную внешность Дианы Ориновой? Слово "покровитель" можно толковать двояко.