Земной Круг. Море Осколков

— Цоллер, — проговорил Сульт. — В его время все было по-другому, уверяю вас. При нем не было ни жалобщиков-крестьян, ни мошенников-купцов, ни недовольных дворян. Если человек забывал свое место, ему напоминали об этом каленым железом, и любой судья, осмелившийся возразить, пропадал без следа. Инквизиция в те дни была благородным учреждением, где работали самые лучшие, самые умные. Служить своему королю и искоренять измену — таковы были их единственное желание и единственная награда!

«О да, отличная была жизнь в старые времена!»

Архилектор снова скользнул на сиденье и наклонился к Глокте через стол.

— Теперь же мы стали учреждением, где третьи сыновья обедневших дворян набивают себе карманы взятками. Где разное отребье удовлетворяет свою тягу к истязанию людей. Наше влияние на короля постоянно слабеет, наш бюджет урезается. Когда-то нас боялись и почитали, Глокта, а теперь…

«А теперь мы превратились в горстку жалких мошенников».

Сульт нахмурился и продолжал:

— Ну, скажем мягко, теперь это не совсем так. Интриги и измены множатся, и я боюсь, что инквизиция уже не справляется со своими задачами. Слишком многим из нас, даже наставникам, нельзя больше верить. Их заботят не интересы короля и государств, а собственная выгода.

«Наставникам? Нельзя верить? Я сейчас упаду в обморок от потрясения!»

Брови Сульта сошлись еще ближе к переносице.

— И теперь еще умер Феект.

Глокта поднял голову.

«Вот это новость».

— Что? Лорд-канцлер?

— Об этом объявят завтра утром. Он умер внезапно несколько дней назад, среди ночи, когда вы были заняты с вашим другом Реусом. Обстоятельства его смерти не совсем ясны, но ведь ему было почти девяносто. Удивительно, что он протянул так долго. «Золотой канцлер», так его называли. Величайший политик своего времени. Его изображение уже высекают в камне, чтобы поставить в аллее Королей. — Сульт хмыкнул. — Величайшая награда, на какую любой из нас может лишь надеяться. — Глаза архилектора сузились, превратившись в голубые щелочки. — Если у вас сохранились детские представления о том, что Союзом правит король или высокородные болтуны из открытого совета, можете с ними проститься. Закрытый совет — вот где находится истинная власть! И ее там больше, чем когда-либо со времени болезни короля. Двенадцать человек в двенадцати больших неудобных креслах, один из них я. Двенадцать человек с очень разными взглядами, и в течение двадцати лет, в годы войны и в мирное время, Феект поддерживал равновесие совета. Он натравливал инквизицию на судей, банкиров — на военных. Он был осью, на которой вращалось королевство, основанием, на котором оно покоилось. Теперь он умер, и на этом месте образовалась дыра. Не одна, а множество зияющих дыр — и люди будут торопиться заполнить их. У меня есть ощущение, что слезливый болван Маровия, это кровоточащее сердце Верховного суда, этот самозваный любимец простонародья, станет первым в очереди. Очень зыбкая и опасная ситуация. — Архилектор уперся кулаками в стол перед собой. — Мы должны позаботиться о том, чтобы нежелательные люди не воспользовались представившейся возможностью.

Глокта кивнул.

«Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, архилектор. Мы должны позаботиться о том, чтобы этой возможностью воспользовались мы, и никто другой».

— Вряд ли стоит упоминать о том, что лорд-канцлер — одно из самых могущественных лиц в государстве. Сбор налогов, королевская казна, монетный двор — все находится в его ведении. Деньги, Глокта, деньги! А деньги — это власть, вы и без меня знаете. Новый канцлер будет назначен завтра. Первым кандидатом считался наш бывший друг, мастер-распорядитель монетного двора Сепп дан Тойфель.

«Понимаю. Что-то подсказывает мне, что он больше не кандидат».

Сульт скривил губу:

— Тойфель был тесно связан с купеческими гильдиями, в первую очередь с торговцами шелком. — Презрительная усмешка превратилась в угрюмую гримасу. — К тому же он поддерживал верховного судью Маровию. Так что сами видите: из него вряд ли выйдет приемлемый лорд-канцлер.

«Да, действительно. Абсолютно неприемлемый».

— Генеральный инспектор Халлек, по моему мнению, подошел бы гораздо лучше, — продолжал архилектор.

Глокта взглянул в сторону двери и переспросил:

— Он — лорд-канцлер?

Сульт, улыбаясь, поднялся с места и двинулся к одному из шкафов у стены.

— Да, именно он. Его ненавидят все, и он ненавидит всех, кроме меня. Более того, он закоренелый консерватор, презирающий купечество и все, что связано с торговцами. — Он раскрыл шкаф, достал оттуда два бокала и изящный графин. — Его нельзя назвать в полной мере моим сторонником, но он мне симпатизирует и чертовски враждебно относится к остальным. Я не вижу более подходящего кандидата.

— Он показался мне искренним, — кивнул Глокта.

«Но не настолько искренним, чтобы я доверил ему нести меня в ванну. А вы, ваше преосвященство?»