— Люди, наверное, будут шептаться, что это мне надо носить ключ. Меня в Торлбю не очень-то любят.
— Королевские дружинники тебя и впрямь не слишком жалуют, это точно. Особенно мастер Хуннан. Но я также слышал, что враги — это цена успеха. Я так понимаю, что и цена убеждений тоже.
— И цена трусости.
— Только глупец назовет тебя трусом, Бранд. Встать перед лицом воинов Гетланда и сказать то, что ты сказал?
Отец Ярви тихонько присвистнул.
— Люди не сложат об этом песен, но ты проявил редкое мужество.
— Ты правда так думаешь?
— Да. И мужество — не единственное твое достоинство.
Бранд даже не знал, что сказать в ответ на это, и потому промолчал.
— А ты слышал, что Ральф пустил в переплавку то, что заработал в путешествии, и тоже сделал ключ?
— Для кого?
— Для матери Колючки. На следующей неделе они сочетаются браком в Зале Богов.
Бранд растерянно поморгал:
— Ничего себе.
— Ральф стареет. Он этого, конечно, никогда не признает, но ему действительно настало время уйти на покой.
И Ярви покосился на Бранда:
— Я подумал, что ты вполне можешь занять его место.
Бранд снова заморгал:
— Я?
— Я как-то сказал тебе, что мне может понадобиться человек, который хочет творить добро. Так вот он мне понадобился.
— Ага.
Опять у него не получилось сказать ничего вразумительного.
— Если хочешь, присоединяйся к Сафрит и к Коллу. Станешь частью нашей маленькой семьи.
Отец Ярви взвешивал каждое слово, и ни одно из них не было случайным. Он знал, что делал.
— Ты будешь рядом со мной. С королевой. И ее Избранным Щитом. Кормчий ладьи Служителя.
И Бранд припомнил, как стоял у руля, а команда колотила по веслам, и солнце сверкало на волнах Запретной.
— Будешь стоять у правой руки человека, который стоит у правой руки короля.
Бранд молчал, барабаня пальцами. Да уж, такие предложения на дороге не валяются. И кто он такой, чтобы ими разбрасываться? И все-таки что-то его удерживало.
— Вы, отец Ярви, хитрый и коварный человек, а я — я не семи пядей во лбу.
— Если б хотел, был бы умнее. Но мне нужны твоя сильная рука и доброе сердце.
— Могу я задать вам вопрос?
— Можешь. Но смотри, я же отвечу.
— Как долго вы планировали поединок Колючки с Гром-гиль-Гормом?
Ярви прищурил свои бледные глаза:
— Служитель имеет дело с подобиями, возможностями и шансами. Но мысль пришла мне довольно давно.
— Когда я подошел к вам в Зале Богов?
— Я же говорил тебе, что благо — оно очень разное для всех людей. Я рассмотрел возможность того, что женщина, владеющая мечом, в будущем сможет вызвать на бой Горма. Он великий, прославленный воин, и он обязательно примет вызов женщины. Но в душе его поселится страх. Он будет бояться женщины больше, чем любого мужчины.
— Вы верите в пророчество?
— Я верю в то, что он в него верит.
— Вот почему вы отдали ее в обучение к Скифр.
— Это одна причина. Вторая — Императрица Теофора обожала диковинки, но поединки ей нравились тоже. И я подумал, что девушка-воительница с далекого севера способна пробудить ее любопытство, и так мы добьемся приема во дворце, а я сумею преподнести ей дар. Однако Смерть открыла перед Теофорой Последнюю дверь до того, как я смог осуществить свой план.
Ярви вздохнул.
— Хороший служитель всегда стремится заглянуть в будущее, но грядущее подобно земле, заволоченной туманом. События не всегда устремляются в прорытое для них русло.
— Это вы про мать Скейр?
— Да, я надеялся, что этот план сработает.
Отец Ярви прислонился спиной к стволу дерева.
— Мне нужен был союз с ванстерцами, но мать Исриун вмешалась и все испортила. Однако она вызвала короля на бой. Поединок — лучше, чем битва, так я рассудил.
Он говорил спокойно, даже холодно — словно не о людях шла речь, а о фигурках на доске.
У Бранда вдруг пересохло во рту:
— А если б Колючка умерла?
— Тогда мы бы спели печальную песнь над ее курганом и прославили ее подвиг в веселых песнях.
Ярви смотрел на Бранда глазами мясника, который прикидывает, какую скотинку лучше зарезать.
— Но мы бы не стали сражаться с ванстерцами и впустую тратить силы. Мы с королевой Лайтлин бросились бы к ногам праматери Вексен вымаливать прощение. Король Атиль поправился бы, и его честь осталась бы незапятнанной. А через некоторое время мы могли бы предпринять еще одну попытку.
Что-то такое было в словах отца Ярви, отчего у Бранда внутри головы начиналась щекотка. Какая-то мысль все вертелась и вертелась, и отказывалась облекаться в слова…
— Мы все думали, король Атиль вот-вот шагнет в Последнюю дверь… Откуда вы знали, что он поправится?
Ярви помолчал, открыл было рот — а потом закрыл его. И посмотрел на дверь, откуда доносились удары молота Рин, и снова на Бранда.
— Я думаю, ты хитрей, чем кажешься.
Бранд чувствовал себя так, словно шел по тонкому весеннему льду и тот скрипел под сапогами. Но поворачивать назад поздно.
— Если я буду стоять с вами плечом к плечу, я должен знать правду.