Земляки

Они разгребают землю, вытаскивают ящик, напоминающий небольшой гроб. Срывают с него крышку и с удивлением глядят на обернутый в масляные тряпки электрический мотор.

— Что за черт! Первый раз в жизни такое вижу! — Казик со всех сторон обходит ящик.

— Так у нас же свету не было, а с керосина такие не работают, их для электричества делают! — С восхищением щупает мотор Витя. — Теперь только ремень на него надеть да в молотилку запрячь — и знай попивай пиво. Руки в брюки, а мешки сами насыплются!

Вдруг Витя бросается к воротам.

— Ты куда?

— У Каргуля и ремень и молотилка есть…

— А это выкинуть вон! — обрадованный Вечорек хочет сломать цеп.

Казик вырывает у него цеп и протягивает сыну.

— Держи и бей как полагается, а не то сам бит будешь! — И, обернувшись к Вечореку, говорит с досадой: — Повыдумали эти дурацкие машины! У немцев силы в руках не было, вот и выдумали…

Казик и Витя начинают снова молотить, поекивая от натуги. С соседнего двора также доносится: луп-луп, луп-луп…

Вечорек недоумевающе качает головой: никак не поймет старик странных обычаев этих поляков-переселенцев.

Стук цепов заполняет все вокруг, отражается эхом от стен домов. Со стороны каргулевского двора через дыру в заборе пытается пролезть толстяк войт. Просунув голову и плечи, он застревает и, хотя и сопит во всю, не может сдвинуться ни туда, ни обратно. Подоспевший Витя перетягивает представителя власти на Павляков двор.

— Стыдно, Павляк! — говорит войт Казику. — Пора бы и калитку между соседями сделать! На, подпишись под этой бумагой. Кекешко нужны два свидетеля, что он холостой и может жениться.

— Слава тебе господи! А то я эту Ядьку не усторожу никак… — обрадовался Казик и послюнявил химический карандаш.

— Тятя! Каргуль! — вдруг кричит Витя.

Казик оглянулся вокруг в поисках врага, но Витя, оказывается, имел в виду подпись Каргуля, стоящую на бумаге. Казик молча складывает бумагу и возвращает ее войту: он не будет подписываться рядом со своим смертельным врагом.

— Да ты что, совсем рехнулся?!! — пробует убедить его войт. — Надо же быть гражданином! Пойми, из-за тебя девушка матерью стать не сможет и село мельника потеряет!

Ничего не помогает: Казик неумолим! Упоминание же о гражданском долге только подливает масла в огонь.

— Ты меня не учи, как гражданином быть! Из-за этой твоей политики я кота потерял!

— И два мешка пшеницы! — добавляет Витя.

— Про велосипед я уж не говорю! — машет рукой Казик и снова направляется в стодолу.

Входящий за ним войт при виде лоснящегося жиром мотора восхищенно цокает: это же сокровище! У Каргулей есть молотилка, соединить одно с другим — и работа сама пойдет!

Казик, однако, и слушать не желает столь вредных, нестерпимых для его уха предложений. Чтобы заглушить голос войта, он начинает так молотить цепом, что вокруг только гудит все и пыль столбом подымается. Войт, однако, снова прерывает его работу, протягивая повестку в суд, где будет разбираться дело об убийстве кота.

— Мой был кот и от моей руки погиб! — высокомерно заявляет Казик.

— Но ведь Каргуль дал тебе за него мешок пшеницы, вот он теперь и требует свое обратно, — поясняет войт и с гордостью добавляет: — Первый процесс по вопросам имущества в округе будет!

Внимание их привлекает громкое ржание. Кобыла Павляка, стоя у забора, трется лбом о шею стоящего на Каргулевой стороне жеребца.

— Если будет жеребенок, имей меня в виду, — говорит войт, с удовольствием наблюдая за этим лошадиным флиртом. — Покупаю.

Казик молча отбрасывает цеп и бежит к забору, чтобы оттащить кобылу. За ним бдительно наблюдает Каргуль, стоя на крыльце с винтовкой под мышкой.

Назавтра принарядившиеся Казик и Марыня собираются ехать в суд.

— Зря не слоняйся, молоти как следует! — наказывают они Вите. — Тут работы еще до черта!

Бабка, выйдя из дома, подходит к Казику и протягивает ему ручную гранату.

— Суд — судом, а справедливость должна на нашей стороне быть, — поучает старуха и, сунув руку в карман, извлекает оттуда еще одну гранату.

Торжествующе поглядывая на двор соседей, Казик сует обе гранаты себе в карман.

Каргули тоже готовятся к отъезду. Хозяева уже сидят в бричке, дожидаясь Кекешко, который, прощаясь с Ядькой, обещает привезти ей из города обручальное колечко. Наконец обе брички трогаются с места…

Едва только они скрываются за поворотом, как Витя, молотивший в стодоле, бросает цеп, перелезает через забор на каргулевский двор и начинает снимать растянутый вместо веревки для белья приводной ремень от мотора.

— Чего трогаешь? — кричит издалека Ядька, которая осталась присматривать за детьми.

— Хочу доброе дело сделать.

— С каких это пор воровство добродетелью зовется?

— Ты меня в такие научные споры не втягивай, потому как у меня ко всему практический подход имеется. И к добродетели тоже!

Примерив ремень к молотилке, Витя возвращается к себе во двор и вытаскивает из стодолы мотор. Ядька недоверчиво наблюдает за ним.

— Родители не велели… — говорит она на всякий случай.

— Мне родители велели молотить сколько духу есть. Они вернутся, а я все обмолочу, то-то старики ахнут! Только ты помоги мне, подавать снопы будешь.