Земля вращается со скрипом (сборник)

Итак, меня зовут Глеб. Месяц назад мне исполнилось два года. Это событие отметили весьма скромно. Мама купила торт, папа пришел выпивший, а я разбил окно на кухне и по­резал палец. Мама упрекнула отца в том, что он даже не соиз­волил купить мне подарок. Папа оправдался тем, что я еще ничего не понимаю.

- К тому же неизвестно, - добавил он, - будет ли он считать день своего рождения праздником. Все зависит от того, какая у него будет жизнь.

Бабушка моя утверждает, что ребенок всегда похож на того, кто сильнее любил в ночь его зачатия. Внешне я по­хож на маму. Просто копия. Высокий лоб, кареглазый, во­лосы пепельные с рыжеватым оттенком, правда, зубы па­пины, с клыками, как у вампира. Но ведь зубы молочные. Временные, так сказать. Хотя ничто не вечно под луной. И никто не вечен. Вот что имел в виду мой отец, говоря о том, что, возможно, я не буду считать день своего рождения пра­здником. Каждый год приближает нас к смерти. А люди празднуют.

Я очень умный мальчик. Так считают и мама и папа. И я, без ложной скромности, тоже так считаю.

Первые слова, произнесенные мной, были довольно неожиданны. На улице, около детской площадки, я посмотрел на небо и спросил: «Кто там?»

- Он вырастет и станет космонавтом, - сказала мама. Она помешана на фантастике.

Папа на этот счет имел другое мнение.

Будущий космонавт спросил бы, что там, а не кто. Нет, он будет философом. Почти все мыслители бились над вопро­сом: есть ли Бог на небе. Впрочем... кто его знает. К примеру, известно, что первое слово, которое сказал Высоцкий, было «огонь».

В каком смысле огонь? - спросила мама.

Что значит, «в каком смысле - огонь»?

Ну... Слово «огонь» или приказ «огонь»? - она даже изоб­разила командира, который кричит: «Огонь!»

Папа растерянно пожал плечами.

Не знаю,- он горько усмехнулся. - Но ни пожарным, ни военным Высоцкий не стал.

Все равно сгорел.

Родители мои редкие болтуны. Болтают с утра до ночи. О серьезных вещах и смешных, о глубоких и совсем пустяковых.

Не знаю, почему я пошел не в них. Два года мне, а я гово­рю редко и мало.

После «кто там» я одолел «мама», «папа» и «дай».

Папа маме заметил:

«Дай» - это у него от тебя.

Смотря, что за этим «дай» стоит.

Ничего не стоит, кроме наглости.

Я имею в виду: просьба или требование?

- Второе, конечно. Когда люди просят, они добавляют

«пожалуйста».

Тут я с отцом не согласен. Чтобы добавить «пожалуйста», надо это слово разучить. А чтобы его разучить, ребенку сле­дует его почаще слышать. Если я слушал его нечасто, вино­ваты в этом они, но никак не я.

А совсем недавно, кстати, мой словарный запас попол­нился коротким, злым «нет».

- Второй папа, - расстроилась мама.

Отец, как всегда, был настроен более философски.

Молодец! Начал с самого трудного. Я знаю множество мужчин и женщин, которые до сих пор не могут как следует сказать: «нет».

Да тебе трудно отказать, - пошутила мама. - Приста­нешь, как банный лист.

Папа вздохнул и взял меня на руки.

- Не обращай внимания, сынок. Мама не понимает, как важно бывает порой сказать «нет». Вы верите? Нет! Вы под­пишете? Нет! Вы не подвинетесь? Нет! Вам нравится ваша роль? Нет, нет и еще раз нет. И все! И никаких компромиссов.

Ясно?Так мы и живем втроем: я, папа и мама. Тихо, мирно и дружно. Если и скандалим, то в шутку, а если ссоримся серь­езно, то ненадолго.

Мой старший дружок. Валя Грабовский - ему уже четыре года - совсем старик, - говорит, что такая идеальная семья в наше время редкость.

Кстати, ты не ревнуешь?

Кого?

Ну маму к папе. Или на худой конец, наоборот.

Нет, - говорю, - я люблю их обоих.

Странно, - задумчиво произнес Валя. - Неужели Фрейд ошибся?

И он улыбнулся, добродушно и по-стариковски.

Конечно, общались мы с Валей не вслух, а мысленно. Но поверьте, так верней. Слова искажают смысл передаваемой мысли.

Жаль, что подобным образом я не могу общаться с роди­телями. Как все взрослые, они общаются посредством речи. И не всегда правильно друг друга понимают. Хотя они, ко­нечно, хорошие. Добродушные, как улыбка Вали Грабовско-го. И может, нам удастся болеть друг другом всю нашу жизнь.

Хорошо, что я родился. И для меня хорошо, и для родителей. Ведь я одно из главных звеньев цепи, крепко сковавших папу и маму друг с другом.

Когда папа уезжает на гастроли, мама скучает по нему. А отец звонит нам по два раза в день. Вернувшись, он обнима­ет нас, целует и говорит:

- Уезжая, я радуюсь только одному - впереди меня ждет встреча с вами.

Наверное, таких людей, как мои родители, очень много. Может, даже есть немало людей, которые умнее и добрее, чем мои папа и мама, но другие мне не нужны.

Я люблю маму. Я люблю папу. И мне жутко нравится, что я люблю их не только за то, что они мои родители, но и за то, что они такие.

Сегодня я нечаянно услышал, мама ждет другого ребен­ка. С одной стороны, я счастлив - у меня будет брат. Или се­стра! Однако, с другой стороны, скажу честно (врать пока не научился), я почувствовал - впервые! - что ревную: а вдруг его (ее) станут любить сильнее, чем меня! Решил посовето­ваться с Грабовским.

- Скажи, старик, ты ревнуешь предков к своей сеструхе?