Земля вращается со скрипом (сборник)

Да что ты заладил - хлеб, хлеб!.. Не хлебом единым жив человек! - Он протянул мне стаканчик: - Ведешь себя, как не знаю кто. Прям вынь ему тут да положь! Хлеба и зрелищ!

Мимо продефилировали две крашеные блондинки. Так, ничего особенного.

Саня проводил их тоскующим взглядом и провозгласил:

- За проходящих здесь дам!

Выпили мы, запили тепловатым соком...

-Ты в реинкарнацию веришь? - спросил вдруг Брюня.

Это когда после смерти твоя душа переселяется во что-то другое?

Нет, в кого-то. Во что-то - это полная ересь. Говорят, чело­век живет двенадцать жизней, а то и больше. Только он этого не помнит. Так, изредка, у кого-то всплывают какие-то куски в па­мяти, но он вкурить не может, что это за хрень. Или там... сон приснится, только с реальной жизнью ваще никак не связан.

Ну и что?

Да вот... - он чуть замялся. - Мне вчера показалось, что в прошлой жизни... Показалось, что в прошлой жизни я был Александром Матросовым.

-Кем?

-Александром Матросовым.

- Это который грудью бросился на дот?

- Не совсем. Он вроде как ползком его... это... обогнул...Взобрался на него и, схватившись за дуло пулемета, направил его вверх, а наши, значит, поднялись и поперли в атаку.

Это потом уже стали писать, дескать, он грудью на пулемет бросился. Только это глупо и бесполезно. Его б в куски разо­рвало. Но звучит геройски, дескать, бросился на дот. Грудью прикрыл товарищей.

- Да, звучит эффектно. Наливай.

Саша повторно наполнил стаканчики.

-Так он что, выжил? - спросил я.

- Убили. Но самое опасное расстояние наши успели пре­одолеть без потерь.

- Стало быть, не зря парень погиб.

-Не зря...

- Ну тогда, - говорю, - давай выпьем за бессмертный по­двиг Александра Матросова. Или даже за тебя! Мало ли...

Зубная боль заметно отпускала..." Делаем так, - сказал Саня. - Допиваем эту отраву и шу­руем к Соболеву. Во-первых, у него самогона всегда хоть за­лейся, а во-вторых - гитара.

-А хлеб? -Что?

Хлеб! Опять твоя мамаша скажет, что я на тебя плоховлияю.

Так я и говорю! Шуруем к Соболеву, киряем и одалживаем бабло на хлеб. Магазин же до девяти. У нас еще час времени.

- Ох, что-то мне это не нравится.

Брюня осуждающе покачал головой.

Знаешь, Леня, в чем твоя проблема? Все, что ты в жизни делаешь, -правильно! Но! Как-то без огонька, без удовольствия, без энти... энтузиазма!.. Так словно оно тебе в тягость... Вот возникла безумная идея - идти к Соболеву. Вместо того, чтобы воскликнуть в неописуемом восторге: «Супер!

Мы идем к Соболеву, у него самогон, гитара и деньги!», - ты начинаешь ныть: «Ох, что-то мне это не нравится»... Бла-бла-бла, ню-ню-ню...

Может, у меня предчувствие.

Та ну! Даже если у тебя предчувствие чего-то плохого, ты должен в неописуемом восторге воскликнуть: «Санек! У меня плохое предчувствие! Давай скорее шуруем к Соболеву!»

Я разве отказываюсь?

Я не говорю, что ты отказываешься.

А что ты говоришь?

Я говорю, что ты ноешь.

Ты тоже ноешь по поводу того, что я ною. Это вместо то­

го, чтобы в неописуемом восторге воскликнуть: «Супер, Леня,

ты опять ноешь!»

- Ладно, - рассмеялся Брюня, - поедем! Туда и обратно!

Хилый ветерок немного оживил у ног траву.Однако после Соболева, точнее после Соболевского само­гона под гитару, мы несколько ослабли. Брюня еще держался молодцом, а вот меня заметно покачивало.

К гастроному мы подошли без десяти девять, но он был уже закрыт.

- Что за беспредел! - возмущался Саня. - Еще десять минут, вашу мать!

Он разошелся, кричал, стучался... Безрезультатно. Разве что к стеклянной двери дважды подходила дородная женщи­на и грозила нам кулаком.

Безобразие! - сказал Брюня и задумался. - Слушай, Леня. .. А давай им витрину разобьем.

Зачем?

А зачем они закрываются на десять минут раньше? С несправедливостью следует бороться! Даже в мелочах!

Согласен, только... при чем тут витрина?

А мы при чем?

В каком смысле?

В прямом!

Подожди, я потерял нить разговора.

Меньше слов, - решил Брюня, - больше дел.

Ну, хорошо.

Мы порыскали вокруг, нашли по убедительному булыжнику...

Всякую несправедливость небходимо либо искоренять, либо - раз уже поздно - наказывать за нее.

Кого же мы накажем в данном случае?

- Никого! Но! Мы дадим понять, с нами так поступатьнельзя, мы не потерпим. Витрина - ерундень! С одной стороны! Но с другой, витрина - это мельница!

-Чего?

Витрина - это мельница, в которой... этот... как его? Дон Кихот! Витрина - это мельница, в которой Дон Кихот видел дракона.

Саня, ты бухой.

Не думаю. Ты готов?

-Да!

- Итак, кидаем и бежим, - предупредил Брюня.

-Я кивнул.

Сердце слегка забеспокоилось. Я ощутил знакомое чувст­во тревожной радости, или, если хотите, радостной тревоги.

Мы одновременно размахнулись и бросили свои камни. Они еще летели, а мы развернулись, но не побежали; спокой­но, не спеша зашагали прочь. За спиной раздался звон.

Хотелось прокричать что-то нечленораздельное, просто набор каких-то диких звуков...

Метров через тридцать мы услышали позади себя:

Эй, пацаны!

Не оборачивайся, - шепнул я Брюне, и тут же мы оба, ос­тановившись, медленно развернулись.

Мне стало не по себе.