Однако на прощание он поднял над головой руку с оттопыренным средним пальцем. И я бы даже возмутился, и приказал бы охране проучить наглеца, а то и сам бы… Вот только на запястье у него блеснуло нечто, что заставило меня забыть об оскорблении.
«Bregguett».
Достойные куранты: корпус из белого золота, сапфировое стекло, ремешок крокодиловой кожи.
У меня вот никогда толковых наручных часов не было, но на одном сайте я их внимательно рассмотрел, а потом в солидном магазинчике на Барабане, в торговой зоне, доступной для посетителей, даже примерил как-то. Но не купил. Тридцать с довеском тысяч евро такие стоят. Так что показалось мне, обман зрения это, а не «Bregguett» на руке дилера. Хотя… Может, я чем-то не тем по жизни занимаюсь?..
Когда я очнулся, ублюдок в бандане и его малолетний клиент скрылись в ночи. Меня же дергал за руку здоровенный качок-охранник, выспрашивая разрешения надрать козлам задницу.
Точно. Надрать.
Что я и сделал тут же, не заходя в клуб, – высказал секьюрити все, что я думаю об их профессионализме: шляются тут всякие, и вообще, и в целом. Охрана послушно опустила очи долу – шеф грозен, его надо бояться. Натренировались, сволочи, выказывать смирение. Ну да они лучшие сволочи в этом городе. Хорошие ребята. Я их очень ценю, только им об этом знать не следует, а то еще попросят прибавки к зарплате.
– Босс, порошок выкинуть надо.
– Да, босс, избавиться бы от порошка.
– Точно, – кивнул я, хлопая себя по карманам. – Вот только где я его…
Так-с, вспоминаем. В сортире охранник мне передал пакетик. Я держал эту дрянь в руке, потом на меня упал урод в бандане, а потом…
Черт! Он как-то сумел отжать у меня свою наркоту!
Рассвирепеть и вновь сделать втык охране мне помешал мобильник. Мерзкая трубка завибрировала во внутреннем кармане куртки. Я замер, мысленно моля, чтобы рингтон, который последует за вибро, оказался не «Полетом валькирий» Вагнера. Пожалуйста, только не эта мелодия, ведь она выставлена на…
Заиграл именно «Полет валькирий».
Охранники дружно хмыкнули и заулыбались в предчувствии особого шоу.
Не сумев сдержать стон, я вытащил из кармана трубку и уставился на экран – а вдруг случится чудо, и я увижу на нем другое имя?
Увы, чуда не случилось, поэтому я просто сбросил вызов.
Телефон тут же зазвонил опять. Я сбросил. Трубка вновь завибрировала. Охранники уже откровенно хихикали. Я почувствовал, что краснею, нет, пожалуй, даже багровею.
Выругавшись сквозь зубы, я таки ответил на вызов:
– Здравствуй, любимая. Рад тебя слышать.
И тут же отвел трубку от уха.
Зачем я это сделал? Ну, просто я отлично знаю, что Милену – а звонила именно она – жутко раздражает, когда я называю ее любимой, и она не упустит шанса высказать мне все, что она обо мне думает. А с тех пор, как мы окончательно расстались, бывшая супруга думает обо мне исключительно плохо и желает при редких встречах отнюдь не здоровья и долгих лет.
Она долго измывалась надо мной, а я стойко терпел – из-за нашего сына, в котором мы оба души не чаем. Она сама назвала его тем дурацким именем, я не при чем, оно мне, как и нашему пацану, никогда не нравилось, но с Миленой тяжело спорить… С ней вообще тяжело. И потому однажды я ушел из семьи и не вернулся.
Из трубки больше не доносилось ни звука.
Я поднес ее к уху:
– Да, любимая, ты, как всегда, права.
Пару секунд длилось молчание.
– Макс, ты слышал хоть что-нибудь из того, что я сказала?
Странный какой-то голос у Милены. Она чуть ли не впервые говорила как нормальный человек, а не как первостатейнейшая стерва, задавшаяся целью испортить мне жизнь.
Подумав чуть, я ответил честно:
– Не-а. Ни слова.
– Макс… – Пауза. Потом всхлипы. – Макс, наш сын… Патрик пропал.
Его окружили быстро и тихо. Умело так окружили – без суеты, не вспугнув заранее.
Да уж, глупо вляпался, очень глупо.
Уже сгущались сумерки, когда на безлюдной улице к нему подбежал рыдающий мальчишка лет десяти или чуть старше: дырявый свитерок с Микки Маусом, кепка козырьком назад, на лице россыпь веснушек. Сквозь рыдания Заур разобрал, что на старшую сестренку мальца напали какие-то уроды, затащили ее в подвал, помогите, ну, пожалуйста, помогите.
Ни секунды не раздумывая, Заур тут же велел пацану показать, где и как все произошло.
Бегом – арка, закоулок, подъезд, пропахший мочой, лестница вниз – и вот он в грязном вонючем подвале. Здесь затхло и влажно, в углу пищат крысы, изоляция труб ободрана, клочьями свисает гнилая стекловата. А вокруг Заура – с десяток ветеранов: кто в камуфляже, кто просто в тельняшке, а один даже броник напялил. При взгляде на лицо последнего Заура передернуло вовсе не из-за уродливых бородавок на лбу у того, сломанного носа и щеки, порванной так, что обнажились источенные кариесом зубы. Знакомое лицо, очень знакомое…
Он заставил себя отвести взгляд, чтобы не выдать особый интерес к этому грешнику.