Земля — Сортировочная (сборник)

– Пять, — пискнула Меркина и вдруг горько зарыдала, я даже услышал, как качается под ней старый диван с валиками по бокам.

– Дивану каюк, — тоже прислушиваясь, заметил Барбарис. — Сто раз бате твердил: пора новый купить…

– Ну, ладно, ладно тебе, Маруся, может, и обойдется, — бормотала тетя Клавдя.

– Тебе хорошо, — сквозь рыдания быстро ответила Меркина. — Твой–то Анатолий в депо получает сто шестьдесят да еще на шабашках, а мой–то алкаш — он же фашист, агрессор, он же на все готов!…

Тут Меркина всхлипом втянула в себя все слезы и сопли и тем же приглушенным голосом, от которого бренчали кастрюли на кухонном шкафу, продолжала:

– Говорит, будет пять бронированных вагонов. В одном рубли, в другом трешки, в третьем пятерки, в четвертом десятки, а потом двадцать пять и больше!…

– Тихо!… — зашипел я на Барбариса, потянувшегося к приемнику.

– А куда их повезут–то, Марусь? — спросила тетя Клавдя.

– Сжигать повезут, Кланюшка! Бумажки–то старые! Новые, точно такие же, напечатали, а старые сожгут! А мужики говорят — все одно, мятая бумажка или свежая, любую отоварят! И мой хлюст козырей с ними туда же!…

– Ох, лихие мужики!… — простонала тетя Клавдя. — И когда они хочут?

– Не знаю, Кланюшка, не знаю!… И кто у них заводила — тоже не знаю!… А мой–то, слышь, после этого меня за границу утягивает!…

– В Америку?

– В Саудовскую какую–то Аравию! К Пиночету в штурмовики!…

– Тебя?!

– Да не меня, Кланька, — сам туда пойдет! Я ж его знаю! За бутылку родину продаст — изверг, враг народа, морда каторжная!…

– Слышал? — толкнул я Барбариса.

P . S . Дорогой четателъ! Сразу очинъ хочу аговорить условен нашево взаимнаво деалога. Художесвенное произведенее отличаеца от нехудожесвеннова тем, что в нем есъ подтеке, потому что в нехудожесвенном нет. У меня тоже есъ подтеке, но не не везде. Где есъ, я буду абозначать ево галочками или крестиками. Или нет, лутше в конце ево буду писать сам. Ведь могут неправелъно понять и не напечатать, а могут аштро–фовать или вобще посадить в психбольницу, хотя и незашто. А я еще молодой.

ГЛАВА 3. Как мы были у Карасева

– Пошли к Кобелевым, Вовтяй, — предложил мне Барбарис, когда мы вышли на крыльцо. — Они «Иж–Юпитер» купили…

– Ну их, твои мотоциклы… — хмуро отозвался я.

– Пошли тогда к бане, — не обидевшись, снова предложил Барбарис. — Сегодня женский день, по–зырим…

– Дурак, что ли? — спросил я. — Там же окна закрасили. Слушай, Барбарис…

– Чего?

– Пошли в тупики к дяде Карасеву, а? Он же у Кольки Меркина собутыльник! Мы его подпоим и узнаем про ограбление денежного поезда!

– И чего делать будем потом? Я подумал.

– Ну, посмотрим, как будут грабить…

– А чем подпоим Карасева?

– Возьмем ведро картошки из вашего погреба, а у него аппарат моментальной перегонки… Он сам и подпоится.

– Н–ну, ладно… — заколебался Барбарис. — А почему нашу картошку, а не вашу?

Самое лучшее в таких случаях — пнуть ему хорошенько.

– Дождешься ты у меня, Вовтяй… — проворчал, удаляясь к погребу, Барбарис.

Спустя пять минут он вернулся. В ведре лежала холодная, черная картошка.

– Годится, — одобрил я, и мы пошагали к станции.

– Вот уедет Колька Меркин за границу, — через некоторое время заговорил Барбарис, — и пойдет в штурмовики к Пиночету…

– Врет он все, — хмыкнул я. — И не возьмут его туда вовсе, там карате надо знать.

– Дак он знает, — возразил Барбарис. — Когда его в марте братья Криворотовы побить хотели, помнишь, как он их ногами отпинал?

– Это все фигня, потому что у настоящих каратистов есть разные пояса — черный там, белый, красный, а у Меркина ничего нет, даже галстука.

– Купит.

– Нет, — решил я. — Он, наверное, пойдет работать на радиостанцию «Свобода». Помнишь, как он критиковать любит?

И я представил, как у нас на Сортировке зимними ночами слушают по радио далекий и изменившийся голос Кольки Меркина, пробивающийся через свист и Пугачеву.

– Тогда он про все расскажет, — рассудительно заметил Барбарис. — И про инженера Паранина, и что тетка Рыбец из столовки свиньям ворует, и что дядя Дмитрий Карасев космический шпион и самогонщик, и про танки на железной дороге… И если будет война, на нас бомбу сразу и шандарахнут!…

Я похолодел, представив над станцией ядерный гриб в десять раз выше старой водонапорной башни.

– Слушай, Борька, — взволнованно сказал я, — надо этих грабителей мильтонам сдать, потому что знаешь, что будет, если бомбу скинут?…

– Что? — испуганно спросил Барбарис и замолк.

– Всем ерепена крача, — горько подтвердил я.

– А если в Пантюхин овраг залезть, то, наверное, можно спастись от радиации… — предположил Барбарис.

– Ага, очень можно, — недоверчиво хмыкнул я.

– Можно! — горячо заявил Барбарис. — Надо только противогазы!

– Очень противогазы, — хохотнул я. — В них, во–первых, потеешь, а в поте и будут все консервоген–ные вещества, а во–вторых, у них же в глазах стекла, и во время вспышки враз ослепнешь!… А вообще, — добавил я, — спастись можно будет только в старых карьерах, потому что там песку много. Но, самое главное, надо при взрыве крепко–крепко зажмуриться, а потом провеять всю одежду от радиации.