Земля шорохов

Я часто наблюдал, как самцы учат детенышей плавать, и это было ужасное зрелище. Мне было очень жаль Освальда. Самец остановился у самого прибоя и стал сильно трясти малыша. Со стороны казалось, что от такой тряски у детеныша непременно сломается шея. Затем самец швырнул Освальда футов на двадцать в волны. Пробыв под водой довольно долго, Освальд вынырнул и, отчаянно хлопая ластами, отплевываясь и кашляя, быстро поплыл к берегу. Но самец вошел в воду и, прежде чем Освальд достиг мелководья, снова поймал его за шею, а потом стал окунать, держа по пять — десять секунд под водой. И каждый раз Освальд вылетал из воды как пробка, задыхаясь и широко раскрывая пасть. Побывав под водой раза четыре, Освальд был так напуган и изнурен, что, оскалив пасть и пронзительно вереща, осмелился броситься на огромную тушу самца. Он был похож на комнатную собачонку, вздумавшую напасть на слона.

Самец просто выловил Освальда, хорошенько встряхнул, снова швырнул в море и дальше повторил всю процедуру по порядку. В конце концов, когда стало очевидно, что Освальд выдохся и едва может держаться на плаву, самец вытащил его на мелкое место и дал ему немного отдохнуть, но при этом сторожил, чтобы тот не удрал. После отдыха Освальда снова схватили и швырнули в море, и весь урок был повторен. Это продолжалось полчаса и неизвестно, когда кончилось бы, если бы не появился другой самец и не затеял ссоры с учителем Освальда, и пока они дрались на мелководье, мокрый, выпачканный и основательно наказанный Освальд вскарабкался на берег с быстротой, на какую только был способен.

Такие уроки плавания, как я уже говорил, можно было видеть очень часто. Наблюдать их было мучительно. Мне было очень жаль детенышей, а главное — я боялся, что самцы могут зайти слишком далеко и по-настоящему утопить какого-нибудь малыша. Но малыши, по-видимому, так крепки душой и телом, что переносили эти дикие уроки плавания безо всякого ущерба.

Девяносто процентов своего дневного времени взрослые котики проводили в спячке, и лишь молодые самцы и самки иногда отваживались залезать в воду. Но зато вечером вся колония, как один, отправлялась поплавать. По мере того как солнце спускалось все ниже и ниже, всей колонией овладевало беспокойство. Вскоре самки, горбясь, шли к воде, и начинался водяной балет. Сначала несколько самок спускались в воду и начинали плавать у берега медленно и ритмично. Некоторое время самец надменно наблюдал за ними, а затем отрывал свое громадное тело от земли и, прокладывая себе плечами дорогу, шел к линий прибоя с видом боксера-тяжеловеса, выходящего на ринг. Здесь он останавливался и изучал соблазнительные формы своих жен, а морская пена собиралась вокруг его толстой шеи пышным воротником времен королевы Елизаветы. Жены его делали отчаянные попытки вовлечь самца в свою игру — они извивались и кувыркались перед ним в воде, их мокрые шубки блестели и были теперь совсем черными. Самец вдруг нырял, и его грузное тело исчезало под водой с ошеломляющей быстротой и грацией. Его морда с тупым носом появлялась между телами жен, и тогда менялась вся картина. Если прежде движения самок были медленны и они спокойно извивались под водой и на поверхности ее, то теперь темп их игры убыстрялся, и они тесно окружали самца. Их движения были плавными, как ток масла, они извивались вокруг самца, а он казался массивным майским деревом^[16] с тонкими быстрыми лентами, которые плещутся и трепещут вокруг него. Так он и сидел, высунув большую голову на толстой шее из воды, пялясь в небо с крайне самодовольным видом, а жены кружились вокруг него водоворотом, извиваясь и скользя все быстрее и быстрее, стараясь обратить на себя его внимание. Вдруг самец поддавался общему настроению. Наклонив голову, он открывал пасть и игриво кусал проплывающее тело. Это был сигнал — вот теперь уже начинался настоящий балет.

Быстрые, как стрелы, тела самок и туша самца переплетались, словно пряди блестящих черных волос в косе, извивались и скручивались в воде, принимая самые изящные и сложные очертания, подобно вымпелу, который полощется на ветру. И в то время, как они кувыркались и извивались в воде, оставляя за собой пенистый след, можно было видеть, что они кусают друг друга с томной лаской — их нежные укусы выражали любовь, обладание и покорность. Волна набегала на берег очень плавно, на море не было заметно никакого волнения. Котики то скользили, не оставляя на поверхности воды ни рябинки, то выскакивали из глубины, в белой розе из пены, их блестящие тела изгибались в воздухе, подобно черным бумерангам, они разворачивались и входили в воду точно под прямым углом, едва потревожив гладкую поверхность моря.