Земля шорохов. Поместье-зверинец

— Руку, руку, — неожиданно и громко сказала Жозефина. Я высунул руку в окно, и мчавшаяся за нами лавина автомобилей, скрежеща тормозами, внезапно остановилась, потому что Жозефина уже стремительно бросила «лендровер» наперерез движению в боковую улицу. Позади нас замирал вопль ярости и были отчетливо слышны крики: ¡animal![3]

— Жозефина, я настоятельно прошу вас заблаговременно предупреждать нас о ваших поворотах, — сказал я. Жозефина обернулась ко мне с ослепительной улыбкой.

— Зачем? — спросила она просто.

— Неужели не понятно? Это даст нам возможность подготовиться к встрече с Всевышним.

— Но разве вы у меня хоть раз попадали в аварию?

— Нет, но, по-моему, это только вопрос времени.

В этот миг мы вновь проскочили через перекресток со скоростью сорок миль в час, и таксисту, ехавшему по поперечной улице, пришлось пустить в ход все тормоза, чтобы не врезаться нам в бок.

— Урод, — невозмутимо сказала Жозефина.

— Жозефина! Никогда не употребляйте подобных выражений, — запротестовал я.

— Почему? — невинно спросила Жозефина. — Вы же употребляете.

— Это не довод, — резко возразил я.

— Но употреблять их — одно удовольствие, правда? — с удовлетворением сказала она. — У меня их уже большой запас. Я знаю «урод», я знаю…

— Ладно, ладно, — перебил я. — Я верю вам. Но ради бога, не употребляйте их в присутствии своей матери, а то она не разрешит вам водить мою машину.

Все-таки, думал я, в помощи красивых молодых женщин есть свои отрицательные стороны. Правда, мало кто может устоять перед их чарами, но, с другой стороны, слишком уж у них цепкая память на крепкие англосаксонские словечки, к которым я вынужден прибегать в минуты волнения.

— Руку, руку! — опять сказала Жозефина. Мы снова помчались наперерез движению и, оставляя позади себя разъяренное стадо автомобилей, подкатили к массивному и мрачному фасаду Адуаны.

* * *

Мы вышли из Адуаны три часа спустя. Наши мозги оцепенели, ноги ныли, и мы упали на сиденья машины.

— Куда же теперь? — спросила Жозефина безразличным тоном.

— В бар, в любой бар, где я могу получить порцию бренди и пару таблеток аспирина.

— О’кей, — сказала Жозефина, отпуская сцепление.

— Завтра, наверно, все кончится успешно, — сказала Мерседес, пытаясь поднять наш поникший дух.

— Послушайте, — сказал я немного резко, — сеньор Гарсиа, да благословит Господь его синебритый подбородок и окропленную одеколоном шевелюру, помог нам как мертвому припарки. И вы это прекрасно знаете.

— Нет, нет, Джерри. Он обещал отвести меня завтра к одному очень высокопоставленному чиновнику Адуаны.

— Его зовут… Гарсиа?

— Нет, сеньор Данте.

— Как знаменательно! Только человек с именем Данте может выжить в этом аду сеньоров Гарсиа.

— Вы чуть не испортили все дело. Зачем вы спросили, не отца ли его портрет висит у него в кабинете? Вы же знали, что это Сан-Мартин, — с укором сказала Мерседес.

— Да, знал, но я чувствовал, что если не скажу какую-нибудь глупость, то мои мозги начнут щелкать, как старомодные штиблеты с резинками.

Жозефина подкатила к бару. Мы уселись за столик, стоявший на краю тротуара, и, прихлебывая из стаканов, погрузились в унылое молчание. Вскоре мне удалось стряхнуть тупое оцепенение, которое всякий раз навевает на меня Адуана, и я снова обрел способность говорить не только о ней.

— Одолжите мне, пожалуйста, пятьдесят центов, — попросил я у Мерседес. — Мне нужно позвонить Марии.

— Зачем?

— Ладно, откроюсь вам… она обещала мне найти местечко, где бы можно было приютить тапира. В гостинице мне не разрешают держать его на крыше.

— А что такое тапир? — поинтересовалась Жозефина.

— Это такое животное, ростом почти с пони и с длинным носом. Оно похоже на маленького слона-уродца.

— Не удивляюсь, что в гостинице вам не разрешают держать его на крыше, — сказала Мерседес.

— Но тапир совсем еще младенец, он всего со свинью.

— Ну что ж, получайте свои пятьдесят центов.

Я нашел телефон, разобрался в сложностях аргентинской телефонной системы и набрал номер Марии.

— Мария? Это Джерри. Как дела с тапиром?

— Видите ли, мои друзья в отъезде, и у них его пристроить нельзя. Но мама говорит, что его можно принести сюда и держать в саду.

— А вы уверены, что это будет удобно?

— Ну, это мамина идея.

— А вы думаете, она знает, что такое тапир?

— Да, я сказала ей, что это маленькое животное с мехом.

— Не совсем точное зоологическое описание. Что же она скажет, когда я нагряну к вам с существом величиной со свинью и почти безволосым?

— Раз уж он будет здесь, то ничего не поделаешь, — резонно заметила Мария.

Я вздохнул.

— Хорошо. Я завезу его сегодня вечером. Ладно?

— Ладно, и не забудьте захватить для него немного корму.

Я вернулся к Жозефине и Мерседес. Весь вид их являл собой неутоленное любопытство.

— Ну, что она сказала? — спросила Мерседес.

— Сегодня ровно в шестнадцать ноль-ноль мы приступаем к операции «Тапир».

— Куда мы его отвезем?

— К Марии. Ее мать разрешила держать его в саду.

— Боже милостивый! Ни в коем случае! — сказала Мерседес трагическим тоном.

— А почему бы и нет? — спросил я.