Земля шорохов. Поместье-зверинец

Я сидел и с восторгом смотрел на все это. Некоторые наконечники для стрел были совсем крохотные, и казалось невероятным, что они вытесаны из камня, но стоило поднести их к свету, и можно было увидеть мельчайшие щербинки от скалывания. Еще более невероятным было то, что края каждого наконечника, даже самого крошечного, были иззубрены, чтобы он лучше вонзался в жертву. Рассматривая предметы, я поражался их цвету. На пляже, близ колонии пингвинов, почти все камни были коричневые или черные — чтобы найти камень красивого цвета, надо было потрудиться. И все же для изготовления каждого наконечника, даже самого маленького, подбирался красивый камень. Я разложил на скатерти все наконечники для стрел и копий, и они лежали, поблескивая, словно красивые листья какого-то сказочного дерева. Тут были наконечники красные с темно-красной, похожей на засохшую кровь прожилкой; зеленые, покрытые тончайшим беловатым узором; бледно-голубые, словно сделанные из перламутра; желтые и белые, испещренные синими и черными пятнышками в тех местах, где камня коснулись соки земли. Каждый наконечник был настоящим произведением искусства: тщательно и ловко обтесан, заострен и отшлифован и сделан из самого красивого камня, который только мог найти его творец. Видно было, что каждый предмет сделан с большой любовью. И стоило вспомнить, что эти изделия принадлежали грубым, некультурным, диким и совершенно нецивилизованным индейцам, исчезновение которых, по-видимому, никого не огорчило.

Уичи, кажется, был доволен тем, что я проявляю живой интерес к его реликвиям и восторгаюсь ими. Он снова пошел в спальню и извлек оттуда еще один ящик. В нем было какое-то необычное, тоже каменное, оружие, напоминающее маленькие гантели: два шара неправильной формы, соединенные ручкой. Эта штука весила около трех фунтов и была грозным оружием, которым можно было легко раскроить человеку череп. Кроме него, в ящике был еще один предмет, обернутый в папиросную бумагу, которую Уичи снял с благоговением. Предмет выглядел так, будто испытал на себе действие каменной дубинки. Это был череп индейца, белый, как слоновая кость, с большим неровным отверстием на темени.

Уичи объяснил, что вот уже много лет, всякий раз, когда дела приводят его в тот уголок эстансии, где живут пингвины, он ищет индейские реликвии. По-видимому, рассказывал он, индейцы очень часто посещали это место, но зачем — никто определенно не знает. По его мнению, ту обширную площадку, на которой теперь гнездились пингвины, они использовали как своего рода арену. На ней юноши упражнялись в стрельбе из лука, в метании копий и в искусстве опутывать ноги дичи своими болеадорас. По ту сторону высоких песчаных дюн, по словам Уичи, есть большие кучи пустых морских раковин. Я видел эти большие белые кучи — многие из них раскинулись на площади в четверть акра и были фута в три высотой, — но я так увлекался съемкой, что не задумывался, отчего они здесь. По мнению Уичи, в этих местах было что-то вроде летнего курорта, своеобразного индейского Маргейта[14]. Индейцы приходили сюда полакомиться сочными устрицами и креветками, которых здесь великое множество, поискать среди гальки на пляже камни, из которых они делали оружие, и поучиться владеть этим оружием. По какой же иной причине на дюнах и на гальке — всюду возвышаются здесь большие кучи пустых раковин и кругом валяются во множестве наконечники для стрел и копий, порванные ожерелья и попадаются даже пробитые черепа? Должен сказать, что мнение Уичи показалось мне разумным, хотя, наверно, специалист-археолог нашел бы какой-нибудь способ опровергнуть его. Я ужаснулся, подумав, сколько же хрупких красивых наконечников для стрел было раздавлено колесами нашего «лендровера», когда мы весело раскатывали по пингвиньему городу, и решил, что после съемок мы начнем искать наконечники для стрел.

Случилось так, что на следующий день солнце светило прилично всего два часа, и поэтому все остальное время мы, скрючившись, ползали по дюнам в поисках наконечников и прочих свидетельств того, что здесь пребывали индейцы. Очень скоро я понял, что это совсем не так просто, как казалось вначале. Уичи, напрактиковавшись за многие годы, умел издалека опознавать изделия индейцев со сверхъестественной точностью.

— Esto, uno[15], — говорил он, улыбаясь, и показывал носком ботинка на громадную кучу гальки.

Я вглядывался туда, куда он показывал, и не видел ничего, кроме обыкновенных необработанных обломков скал.

— Esto, — говорил он снова и, наклонившись, поднимал красивый наконечник в форме листа, который преспокойно лежал дюймах в пяти от моей руки.