Земля шорохов. Поместье-зверинец

На следующий день я отправил самолетом фазанов и венценосных голубей, а сам со своими двумя беспризорниками сел на теплоход. Они держались робко и недоверчиво (правда, самка была чуть посмелее), но через несколько часов мне все-таки удалось их задобрить лакомствами, и они стали есть у меня из рук. Я долго раздумывал, наконец решил назвать их Оскар и Бали — эти имена были как-то связаны с их родиной.

Я избрал теплоход прежде всего потому, что вообще не доверяю воздушному транспорту. Почему-то я всегда уверен, что пилот моего самолета только что выпущен из сумасшедшего дома, да и то потому, что у него нашли грудную жабу. Кроме того, я надеялся за время плавания поближе сойтись с моими подопечными. И не ошибся. К концу путешествия у меня установился неплохой контакт с Бали, а Оскар успел дважды укусить меня.

Как я и ожидал, мои лысые и пузатые, обросшие рыжей шерстью беспризорники с первого же дня полюбились всем в зоопарке. Их осыпали ласкательными словами, поместили в особую, заранее подготовленную клетку, и не было минуты, чтобы кто-нибудь не подошел проведать их и не сунул им что-нибудь вкусненькое. Правда, прошло около месяца, прежде чем они обрели уверенность в себе и почувствовали, что мы не такие уж чудовища. Зато после этого наши орангутанги буквально расцвели и вскоре стали чуть ли не самыми популярными обитателями зоопарка. Нельзя было без хохота глядеть, когда эти лысые, фигурой смахивающие на Будду косоглазые озорники затевали потасовку. И какую потасовку! Я в жизни не видел ничего подобного. Впечатление было такое, словно ноги у них вопреки всем вашим представлениям об анатомии свободно вращаются в любую сторону в тазобедренных суставах. Покряхтывая, издавая хриплые смешки, борцы катались по соломенной подстилке и сшибались животами. Руки и ноги у них переплетались так, что, казалось, им уже никогда не распутаться. Порой, когда Оскар позволял себе чрезмерную грубость, Бали выражала свое возмущение чуть слышным, тонким и пронзительным визгом, совсем неожиданным для такого крупного животного.

Росли они удивительно быстро, и скоро их пришлось перевести в новую клетку. Заботясь об их развитии, Джереми смастерил особую конструкцию, нечто вроде длинной железной стремянки, подвешенной к потолку. По ней было очень удобно лазить, и орангутанги вполне ее оценили. Они так прилежно упражнялись, что их животики вскоре приобрели более нормальные размеры.

Нрав у них был совсем разный. Оскар — настоящий хулиган. При всей его трусости он никогда не упустит случая устроить какое-нибудь безобразие. Вместе с тем он, несомненно, умнее Бали и не раз показывал свою изобретательность. В клетке орангутангов есть ниша с окном. Мы накрыли подоконник досками, и получилась полка, на которой можно было сидеть. Снизу к ней вела стремянка. Но Оскар по каким-то одному ему ведомым соображениям решил убрать доски с подоконника, встал на них и принялся дергать. Естественно, у него ничего не получилось, ведь он прижимал их своим весом. Оскар долго думал и в конце концов изобрел способ снять доски, причем проявил редкую для человекообразных обезьян смекалку. Стремянка кончалась примерно в двух дюймах от дощатого настила. И он сообразил: если просунуть что-нибудь в эту щель и нажать, используя железную перекладину стремянки как точку опоры, получится рычаг. И орудие подходящее под рукой — стальная тарелка! Прежде чем мы обнаружили, что у нас в зоопарке есть обезьяна, применяющая орудия труда, Оскар уже выломал шесть досок, и это доставило ему колоссальное удовольствие.

К сожалению, у Оскара и Бали, как это часто бывает с обезьянами, выработались кое-какие скверные привычки. Так, им понравилось пить мочу друг друга. Причем они настолько обаятельны и делают это так потешно, что нельзя смотреть на них без смеха. Усевшись на стремянке, Оскар пускает обильную струю, а Бали внизу ловит этот нектар открытым ртом и смакует его с видом знатока. Наклонит голову набок и дегустирует, словно пытается определить виноградник и год разлива. Кроме того, они поедают свои испражнения. Насколько мне известно, такие привычки появляются у обезьян только в неволе. В родном лесу обезьяны постоянно находятся в движении, моча и кал улетают далеко вниз, на лесную подстилку, сразу исчезая с глаз, так что нет соблазна их отведать. А в неволе стоит им приобрести такую привычку, и уж потом их не отучишь. Вреда от этого никакого, если не считать, что при заражении какими-нибудь паразитами они, сколько их ни лечи, все время заражаются друг от друга.