Земля шорохов

В поисках элефантерий мы изъездили большую часть полуострова. И всюду мы встречали мартинету. Это небольшая жирная птица, размером с курицу-бентамку, похожая на куропатку. У нее коричневатое оперение, усеянное золотистыми, желтыми и кремовыми крапинками и полосками, образующими причудливый и красивый узор. На бледно-кремовой головке ее видны две черные полоски – одна идет от угла глаза к шее, а другая начинается у основания клюва и тоже идет к шее. На голове длинный, изогнутый полумесяцем хохолок из темных перьев. У нее большие черные глаза и в целом вид безвредной истерички.

Мартинет можно видеть повсюду на проселках маленькими группками по пять – десять птиц. Они любят сидеть посреди дороги, наверно потому, что это единственные клочки земли, не покрытые растительностью, и здесь они могут принимать свои любимые пылевые ванны. Для этого они выкапывают в красноватой земле довольно глубокие ямки. Мы видели, как одна мартинета, нелепо взбрыкивая ногами и хлопая крыльями, "купалась" в такой ванне, а четыре другие терпеливо дожидались своей очереди.

Мартинеты совершенно не пугливы. При виде приближающейся машины они не убегают, а стоят посередине дороги, следя за ней и тряся глупыми хохолками, и только сигнал обращает их в бегство. Вытянув шею и низко опустив голову, словно ища что-то на земле, они стремительно уносятся в кусты. Летают мартинеты очень неохотно, и для того чтобы заставить взлететь, их приходится долго гонять по кустам. Только почувствовав, что вы слишком близко, они стремглав взвиваются в небо. Летят они как-то странно, с трудом, словно им никогда не приходилось пользоваться крыльями,– делают пяток бешеных взмахов и парят. Когда их жирные тела почти касаются земли, они снова неистово хлопают крыльями и опять планируют. В воздухе порывы ветра выдувают из их перьев какую-то странную тоскливую ноту.

Эти милые и немного глупые птицы устраивают свои гнезда в земле, и, наверно, они сами, их яйца и потомство составляют существенную часть рациона хищных млекопитающих полуострова, особенно майконгов, которых очень много в этом районе. Этот серый изящный зверек с невероятно тонкими и на вид хрупкими ногами охотится и днем и ночью. Мы видели их обычно парами. Они внезапно перебегали дорогу перед самым носом автомобиля. Их пушистые хвосты вились позади, словно клубы серого дыма. Перебежав на другую сторону дороги, они обычно останавливались и, усевшись, хитровато поглядывали на нас.

Однажды ночью к нам в лагерь пожаловала парочка этих маленьких зверьков, на что раньше отваживались только гуанако. Было около пяти часов утра, и со своей постели под задней осью лендровера я наблюдал, как предрассветное небо становится зеленоватым. Я, как обычно, набирался мужества, вылезая из-под одеял, и разводил костер. Вдруг из желтого кустарника, который рос вокруг, молча, словно привидения, появились двое майконгов. Часто останавливаясь и принюхиваясь к предрассветному ветру, они осторожно приблизились к нашей стоянке с заговорщическим видом школьников, совершающих набег на фруктовый сад. К счастью, в этот самый момент никто не храпел. Я готов дать показания под присягой, что нет ничего более эффективного для отпугивания диких животных, чем три женщины, на все лады храпящие в кузове лендровера.

Обойдя вокруг лагеря и не найдя ничего подозрительного, майконги осмелели. Они приблизились к остывшему пеплу костра, обнюхали его и, дико расчихавшись, перепугали друг друга. Оправившись от испуга, зверьки возобновили обследование и, найдя банку из-под сардин, после непродолжительных, едва слышных препирательств вылизали ее дочиста. Потом они наткнулись на большой рулон светло-розовой туалетной бумаги – одного из немногих предметов роскоши, взятых нами в дорогу. Убедившись, что она несъедобна, следующие десять минут они плясали и крутились на своих тонких ножках, гоняя рулон. Они подпрыгивали, волоча за собой полоски туалетной бумаги и опутывая себя ею. Играли они так бесшумно, так грациозно, что смотреть на них было одно удовольствие. Их подвижные тела четко вырисовывались на фоне зеленоватого неба и кустов, усыпанных желтыми цветами. Вся стоянка уже стала приобретать веселый карнавальный вид, когда в машине кто-то громко зевнул. Майконги мгновенно замерли. У одного из них свисал из пасти кусок туалетной бумаги. В машине зевнули еще раз, и майконги исчезли так же бесшумно, как и появились, размотав и оставив на память о своем визите футов сто двадцать трепещущей на ветру розовой бумаги.

Часто попадалось нам и другое животное – дарвинов нанду, южноамериканский сородич африканского страуса. Он немного помельче, чем страусы Северной Аргентины, а серое его оперение имеет более светлый оттенок. Дарвиновы нанду держатся обычно стаями по пять-шесть голов, и мы много раз видели их в кустах вместе с гуанако.