В выходные дни мы часто устраивали коллективные вылазки за город на грузовой машине с тентом, обычно с ночевкой, где проводили время дружно и весело. Без рыбалки, выпивки и ухи дело не обходилось. Главным застрельщиком этих поездок был Андрей Ястребов, уже закончивший к тому времени заочное отделение МАИ и ставший главным инженером нашего ОКБ.
Весной 1937 года началась разработка первой двухмоторной машины ОКБ Яковлева — «семнадцатой», честь постройки которой как ведущему конструктору была оказана мне. Под этим номером заложили свободнонесущий моноплан с низкорасположенным крылом, смешанной конструкции, с двумя шестицилиндровыми моторами воздушного охлаждения, цилиндры которых стояли в один ряд, головками вниз. Каждый мотор развивал мощность 220 л.с. и уже строился у нас в стране по лицензии французской фирмы Рено под маркой МВ-6.
Понятно, что одно дело строить легкие, и даже быстроходные спортивные самолеты, а совсем другое дело — замахнуться на постройку военного двухмоторного, пусть и не очень большого, но все же трехместного, учебно-тренировочного бомбардировщика.
Перед нашими глазами маячил образ туполевского скоростного бомбардировщика СБ. Он, в отличие от ТБ-1 и ТБ-3, имел не гофрированную, а гладкую дюралевую обшивку, внутреннюю подвеску бомб, убирающееся шасси и довольно обтекаемые формы мотогондол, да и всего самолета в целом. Отправленный в Испанию для поддержки республиканских вооруженных сил, он неплохо зарекомендовал себя там, обходясь без поддержки истребителей сопровождения и совершая дерзкие полеты над территорией франкистов.
Для обучения и тренировки экипажей самолетов-бомбардировщиков подобного типа ВВС требовался более дешевый, менее мощный и неприхотливый самолет.
Откликаясь на требования времени, Яковлев со своим непременным компоновщиком Левой Шехтером задумал удовлетворить законные пожелания руководства ВВС. Повторяя основную схему расположения экипажа, стрелкового и бомбардировочного вооружения СБ, наша «семнадцатая» отличалась только тем, что обладала более дешевой смешанной конструкцией и была снабжена менее прожорливыми и менее мощными моторами воздушного охлаждения МВ-6. Даже гидросистема уборки шасси и управления закрылками была заимствована у СБ и состояла из серийных электрогидравлических агрегатов этого самолета.
Неожиданная радость
В мае 1937 года вдруг собирает Сергей Трефилов нас четверых вечерком: Андрея Ястребова, Леву Шехтера, Костю Синельщикова и меня. Посмотрел он на нас торжественно и говорит:
— Ну, индейцы, едем во Францию.
— Да вы что? Серьезно? Быть этого не может! — загалдели мы наперебой.
— Все путем. АэС сейчас там. Дал телеграмму «Срочно приезжайте». С ГУАПом согласовано. С завтрашнего дня оформляйтесь.
Началась беготня. Завод, ГУАП, Старая площадь, банк и уж не знаю, где мы еще не побывали. В результате у меня в кармане оказались наши деньги, франки, железнодорожный билет и загранпаспорт.
В Варшаве поезд стоит по полчаса на двух вокзалах. Бойкие польские таксисты предлагают прокатиться по городу и доставить желающих на второй вокзал, к тому же самому поезду. Мы с Андреем рискнули и не пожалели. Город показался нам довольно провинциальным, но женщины… Такого количества красоток едва ли где еще можно увидеть, так что мы только успевали поворачивать головы.
Берлин произвел внушительное впечатление. Чистота, порядок, очень оживленное уличное движение бросались в глаза, но один эпизод подпортил все. Производившие досмотр немецкие таможенники, севшие в поезд на польской границе, добрались до нашего вагона как раз в Берлине. В вещах Леона Шехтера оказалась тетрадка, привлекшая внимание человека в штатском. В ней было много рисунков самолетов.
— Вы что, — спросил штатский по-немецки, — испанский летчик?
Лева, тоже по-немецки:
— Нет.
Но этого оказалось мало. Тетрадь вместе с Шехтером куда-то потащили из вагона. Верзилу Андрея, попытавшегося их задержать, так толкнули в грудь, что, охнув, он отлетел.
Правда, перед самым отходом поезда Шехтер со своей тетрадкой вернулся и рассказал, что ему устроили целый допрос, закончившийся сакраментальным вопросом — еврей ли он?
Когда Лева ответил утвердительно, немцы посовещались и отпустили его.
В Париж приехали ранним утром. На перроне нас встретили незнакомые люди с вопросом:
— Вы из Москвы?
— Да, но как вы узнали?
— Как не узнать? Такие широкополые шляпы здесь давным-давно не носят, да и группами не ходят.
Трефилов сразу отправился с ними в Торгпредство, а мы решили пройтись пешком.
Первая же длинная улица терялась вдали в легкой утренней дымке. Еще не проснувшиеся дома с закрытыми ставнями казались спящими многоглазыми великанами с опущенными веками. На одном из балконов на тоненькой цепочке резвилась ручная обезьянка, порой внезапно замирая и разглядывая нас своими человеческими глазами.
Сочная весенняя зелень пока еще не поблекла. Деревья и кусты дополнялись плющом, там и сям обвивавшим ограды и стены домов.