Землетрясение. Головокружение

А муженёк её не унимался. Вскружили ему голову горы. Шутка ли, куда попал. Это вам не Ай–Петри и даже не Казбек. Это вам, уважаемые, Тянь–Шань. Здесь, если повезёт, можно тигра встретить. Если повезёт, конечно. Но и без тигра до конца дней хватит рассказов про эти суровые, заоблачные, опасные места, где он Охотился. Нет, убить никого не убил, врать он не будет, но… Вошёл в роль человек. Куртка, горные башмаки, да шлем, да этот склон горы рядышком, да миновавшая дорога, когда то и дело замирало сердчишко, — вошёл в роль, вообразил себя этаким альпийским удальцом. И показалось ему, что девушка за соседним столом, прехорошенькая, кстати, просто прелестная девушка, не сводит с него восхищённых глаз. С ним рядом жена, с девушкой рядом её спутники. Пустое! Сердце сердцу весть подаёт. И где, как не в этих суровых горах, утверждать право сильного. Коренастый поднял свой стакан и уставился на Ксану. Он ждал ответного движения. Он не сомневался, что победителен и неотразим.

И ответное движение последовало: поднялся из-за стола Туменбай.

— Зачем так много хамства в одном человеке? — спросил он, не возвышая голоса. — Хотите, чтобы вас проучили?

— Ты?! —Коренастый, отшвырнув стул, пошёл на Туменбая, но вдруг споткнулся и встал.

Он увидел такие глаза, такие приузившиеся, выжелтившиеся зрачки, увидел такое напрягшееся, сжавшееся для броска тело, что понял, угадал в этом парне смертельную для себя угрозу. Такой просто не мог отступ пить, не умел, не знал, как это делается. Тигра тебе захотелось встретить в этих горах? Изволь, перед тобой был тигр.

— А, стоит ли так горячиться! — Коренастый артист, с молниеносной быстротой ощутив опасность, являл сейчас всем чудо перевоплощения. Какой там носитель грубой силы и всех этих нелепых одежд… Маскарад всё это, забава! На самом-то деле он милый, интеллигентный, деликатнейший. Произошло недоразумение, его просто не поняли. Пятясь и раскланиваясь, ловко и непринуждённо, как и должно умелому конферансье, он возвратился к своему столу.

— Я очень рада, — тихо сказала актриса.

Он только зыркнул на неё. Ответить он не посмел. Кто его знает, этого тигроподобного, что, какая малость, заставит его действовать. И тогда… Нельзя было рисковать. С такими, как этот туземец, шутки плохи. Наглецы, кстати сказать, отлично знают, с кем шутки плохи. Это не верно, что наглые люди не умеют тонко понимать и чувствовать. Когда могут и прибить, наглый человек истончается и улучшается.

Костю изумил Туменбай.

Ах, какой парень, какой парень! И Костя поник и пал духом, теперь уже окончательно. Он приметил, как смотрела на Туменбая Ксана, когда тот поднялся. Он понял, что её выбор сделан. Он и сам бы подсказал ей этот выбор, будь он ей братом или просто другом. Но он не был ни тем, ни другим. А кем он ей был? Смешно и стыдно стало ему, когда он вспомнил о планах тётки и отца Ксаны. А ему даже и вспоминать об этих планах не нужно было. Он про них всё время помнил. В том-то и дело, что они не выходили у него из головы.

Но что же дальше? Туменбай так и стоял недвижно. Он не умел легко прощать. Он ждал, чтобы тот человек ушёл отсюда. А тот человек только прятал глаза и горбился над столом. Но ведь он был не один. Его друзья, чувствуя, что трусят, все скопом, перед силами, куда меньшими, чем их собственные, слишком уж извелись от этого чувства трусости и начали потихоньку роптать. Ещё минута, другая, и вспыхнула бы драка.

Женщины поняли это, и актриса и Ксана, — они поняли это. Они разом поднялись, будто сговорившись, и потребовали от своих спутников внимания к себе и послушания.

— Поехали, поехали! — приказала Ксана, —Сколько можно есть, обжоры вы несчастные! Нас ждут горы!

И актриса тоже у себя там поминала о горах. Мужчин надо звать к высоте, все вверх и вверх. Мужчины не могут не откликнуться на такие призывы. Ведь высота — это удел мужественных.

Уже в машине, уже выбравшись на серпантин, Григорий посетовал на сестру:

— А ты могла бы и не вмешиваться, Александра. Так бы измордовали этих пижонов, что по гроб жизни запомнили бы.

— Я этого и боялась, — мягко сказала Ксана.

Григорий хмурился, он был недоволен собой во всей этой истории. Чем дальше уносила их машина от места действия, тем яснее, должно быть, представлялось Григорию, как бы следовало ему действовать. Не Туменбаю надо было вступаться за Ксану, а ему, брату. Оплошал Григорий. Это его и злило.

— Что за народ? — спросил он. — Откуда взялись такие?

— Афиши с их фотографиями расклеены по всему городу, — сказал Костя. — Анна Николаевна даже собиралась сегодня вечером идти на их концерт.

Григорий присвистнул.

— Эстрадники! Лабухи! Нет, простить себе не могу!

— Эта женщина очень хорошая певица, — сказал Костя. — Да разве вы никогда не слушали её?

— Несчастная, какая же она несчастная! —ужаснулась Ксана. — Теперь я вспоминаю, да, она хорошо поёт! Но разве можно быть женой такого человека? Мерзость какая!

— Зато он хорошо играет на трубе, — усмехнулся Григорий.

— Он — конферансье, — сказал Костя.

— Болтун, стало быть! Эх, а не повернуть ли нам назад?!