Зелёный шум

— Где хочу, там и хожу, — насупился Гошка. — Дорожка не заказана.

Он дёрнулся и хотел было проскользнуть в школу, но Борька его задержал.

— Это правда? — растерянно спросил он. — Наших поросят продали? Твоя мамка?

Гошка молчал. Засунув руки в карманы и глядя в сторону, он только прислонился к поленнице дров.

— У него от переживаний, видать, память отшибло. Тогда я могу напомнить, — вызвался Митяй и с прищуром оглядел Гошку — теперь уж он сведёт с ним старые счёты, за всё расквитается!

Привстав с берёзового чурбака, Митяй принялся рассказывать о том, что он слышал сегодня утром во дворе у Шараповых. Сейчас в колхозе, наверное, уже все знают, что натворила Гошкина мать. Ей, конечно, даром это не пройдёт. Но с тёткой Александрой пусть разбираются взрослые, а они, пионеры, должны поговорить о Гошке Шарапове. Как же он смел так обмануть своих товарищей?

Знал, что мать собирается продать пионерских поросят, и никому об этом даже не заикнулся. И не только не заикнулся, а сам тайно поехал с матерью на базар и помогал ей сбывать поросят. Это ли не скандал? И всё это происходит в третьем звене, которое готовило колхозу такой замечательный первомайский подарок.

Гошка почувствовал, как у него похолодели руки.

Что угодно, но этого он не ожидал!

И такое говорит Митька Кузяев, первый пройдоха в деревне.

— Ско… скотина ты! — процедил Гошка, подаваясь вперёд. — Да я… я тебя!

Митька на всякий случай отступил назад и выставил вперёд суковатую палку.

— Ну-ну, не расходись — напорешься! — предупредил он и пожаловался ребятам — Видали! Как бешеный бросается. Ясно, что совесть нечиста.

— Погодите, ребята, погодите, — замахала руками Таня. — Тут что-то не так. Ничего Гошка не продавал, ничего он не знает. Он и в город-то ездил только в лечебницу. Поросёнка доктору показать.

— Это всё для отвода глаз придумано, — сказал Митька. — Он же хитрюга, Шарап… под стать мамаше своей.

— С ним и Никитка в городе был… — напомнила Елька. — Пусть он скажет.

— Да не так всё это, не так! — закричал подоспевший Никитка. — Вы слушайте, чего я скажу, я всё знаю.

— Давай-давай, — фыркнул Митька. — Говорят, ты тоже видел, как Гошка с матерью поросят продавал.

— И ты на базаре был? — удивился Борька. — А почему молчал до сих пор?

— Ну, был. Только я не о том хочу… — начал было сбитый с толку Никитка, но тут в коридоре прогремел звонок, и ребята побежали в школу.

Только Митяй задержал Никитку и затолкал его в дальний угол раздевалки.

— Чего ты, Кузяй, чего? На урок же опоздаем, — чуя недоброе, взмолился Никитка.

— Успеется, — ухмыльнулся Митяй. — Ты мне вот что скажи: тебе батька десять рублей дал?

— Дал. Так вот они, целёхоньки. — Покраснев, Никитка принялся шарить в карманах и, достав десятирублёвку, протянул Митяю. — Нужны они мне… Бери их обратно.

— Нет уж, трать на здоровье, — остановил его Митяй. — Ты батьке за эти деньги что обещал?

— Ничего я не обещал, — возмутился Никитка. — Он мне силком деньги сунул. А я не хочу.

— Нет, обещал! — упрямо твердил Митяй. — Если запамятовал, так я напомню.

Он схватил Никитку за шею и прижал лицом к чьей-то пушистой овчинной шубе. Кисловатый мех забил мальчишке рот и нос, дышать стало трудно.

— Ну вот, теперь, поди, всё вспомнил, — ухмыльнулся Митяй, отпуская Никитку. — А могу сделать, что и на улицу не покажешься и в школу ходить не будешь! Теперь пошли на урок.

В перемену Елька бросилась было к Никитке, чтобы расспросить его, но Митяй, обхватив Никитку за плечи, увёл его с собой в коридор.

— Не о чем ему с девчонками секретничать. У нас свои дела есть.

Друзья-приятели

Прошло несколько дней. Никакой милиционер к Шараповым не приходил. Александру никуда не вызывали, и она продолжала работать на ферме.

Но Гошка всё ждал и мучился, что мать вот-вот позовут на колхозное собрание и устроят ей строгий допрос. А там уж решат, как с ней поступить.

Он даже представил себе, как мать будет стоять перед колхозниками и рассказывать… А потом, наверное, будут расспрашивать и его, Гошку. И он должен всё припомнить: и как они с Никиткой застали мать на базаре, и как та пыталась обмануть их в чайной, и как соблазняла всякими подарками.

«Ничего я не буду говорить. Убегу лучше, а не пойду на это судилище», — со страхом думал Гошка.

Все эти дни он не находил себе места.

В класс явился к самому началу уроков, после занятий сразу же исчезал из школы и домой возвращался один, через дубовую рощу, чтобы только не встречаться с ребятами.

Но как ни было тяжело у него на душе, Гошка не мог не радоваться наступающей весне.

В роще, прогретой солнцем, уже гомонили воробьи и синицы, горласто кричали прилетевшие грачи. Снегу становилось всё меньше, вокруг деревьев чернела вытаявшая земля.

Крутой склон оврага на солнцепёке тоже вытаял, обнажив рыжую глину. И только на противоположной стороне оврага лежал ещё рыхлый, ноздреватый снег, исполосованный синими. тенями.

Извилистый ручеёк на дне Шарагина оврага набух, потемнел, потом вода, прорвав ледяной панцирь, забурлила, заклокотала, и овраг наполнился весёлым весенним шумом, словно где-то вблизи заработала водяная мельница.