ЗЕЛЕНЫЙ ПОРТФЕЛЬ (из журнала "Юность" 1988 год)

— Гм, — сказал я и всю прогулку мучительно размышлял, потребуются ли в этом случае детские комнаты при дворцах бракосочетания. Лишь когда мы уселись за столиком в кафе и заказали клубничное мороженое, я понял, что отпадет необходимость в самих дворцах, и мне сразу стало легко.

— Просто потребуется большее количество детских комнат милиции, — заключил я по своей идиотской привычке заключать.

Вечером профессор С. почувствовал себя лучше лишь настолько, чтобы спуститься выпить вниз гоголь-моголь с каплей рома. Мы с Мариной танцевали в кафе в компании лыжников в толстых свитерах, потом пили пунш с огнем и гуляли по синим горам среди елок.

— Вы помните «Снега Килиманджаро»? — спросила меня Марина.

— Нет, — соврал я на всякий случай.

— Жаль, — огорчилась она.

Я понял, что лишил ее возможности развить одну из этико-эстетико-нравственных проблем и порадовался, что умею врать на всякий случай.

Прежде чем пожелать мне спокойной ночи, Марина сказала:

— Послушайте, а почему бы не считать нам с вами, что я прошла стадию невесты?

Мы стояли у двери ее номера.

— Боюсь, тогда нам придется сразу искать такой загс, где разводят неженатых, — ответил я.

Мне показалось, что мой ответ огорчил ее. Я всю ночь промучился, правильно ли поступил. И все же пришел к выводу, что поступил в соответствии со своими взглядами на нравственносоциально-морально-этические проблемы, даже если учесть эстетический уклон.

Все дело в том, что тридцатилетний профессор С., бывший вундеркинд, а теперь лауреат всяких премий и жених Марины приходится мне сыном, а у меня, хотя я и не специалист, есть свои воззрения на этико-нравственные и т. д. проблемы.

Марина уехала на следующее утро, не попрощавшись. Мой сын, кажется, не заметил этого, просидев все оставшееся время в номере за статьей. Я же все это время наслаждался лыжами и утешал себя клубничным мороженым, когда меня одолевали мысли: правильно ли я поступил, лишив мир еще одного профессора С.

КОНСТАНТИН МЕЛИХАН. Нетерпеливые строки

…

Чтобы попасть в цель, часто нужна не меткость, а смелость.

…

Чем отличается голодание от обжорства? Вред тот же, а удовольствия никакого.

…

Писатель Н. — гордость нашей макулатуры.

…

Несколько молодых поэтов-авангардистов, на выступления которых никто не ходил, потому что их стихи были оторваны от жизни, решили сами пойти в народ. Молодые люди пришли в парк и, забираясь по очереди на скамейку, начали тарабанить свои заумные стихи. Проходившая мимо старушка остановилась и сказала выступавшему поэту:

— Правильно говоришь, сынок! Плохо мы еще живем.

…

Рисуя свое прошлое, человек обманывает других. А рисуя свое будущее, обманывает себя.

…

Мост — скелет гигантского чудовища, которое умерло, перепрыгивая через реку.

…

— Что такое счастье?

— Делать, что хочешь.

— А что ты хочешь?

— Ничего не делать.

…

В каждом страховом агенте дремлет Шекспир.

…

Самое главное в жизни — любовь, если, конечно, здоровье крепкое и жилплощадь большая, а деньги придут сами собой, лишь бы работа была хорошая.

…

Краткость — сестра шпаргалки.

…

Сверхстарость — это когда памятник уже развалился, а тот, кому его поставили, еще жив.

…

— Как ваша фамилия?

— Спасибо, ничего. А ваша?

АЛЕКСАНДР ДУДОЛАДОВ

Романтика

— Почем у вас огурцы? Почем у вас огурцы? Почем у вас огурцы? — три раза повторил я. Но он не обращал на меня внимания. Невысокий молоденький паренек в белой куртке продавца. С той стороны уличного торгового лотка.

Он стоял и смотрел вдаль, куда-то туда, где меня нет. Наверное, так смотрят в море старые морские волки, вспоминая былое, подумал я. И еще я подумал: наверно, ему ужасно скучно здесь, среди ящиков с кривыми бурыми огурцами. Ведь мальчик еще, а туда же — к доходам.

Не глядя на меня, будто рассуждая вслух, он сказал:

— Почему-то все считают, раз человек работает в торговле, значит, он ворует. Вот я работаю в торговле и совершенно презираю деньги. Совершенно! Не верите?

Он отчаянно глянул на меня.

Я съежился.

Он выхватил из кармана пачку червонцев и бросил в урну.

Я вскрикнул и инстинктивно бросился их вытаскивать. Пачка была тяжеленькая, перетянутая черными суровыми нитками.

Я подал ему. Он безразлично сунул деньги в карман халата и сказал:

— Зря вы так. Все равно они фальшивые.

— Но-о, — протянул я.

А он вдруг быстро оглянулся по сторонам и шепотом заговорил:

— Это же мафия! Синдикат! Сговор! Правильно люди думают. У них все воруют. Все! И меня заставляют!

— А вы? — предчувствуя ответ, спросил я.

— Я — нет! — сказал он и гордо откинул назад голову. — Я с ними бьюсь! Один.

— Хм…

— Они мне простить этого не могут. Боятся, конечно. Убрать меня пытались, — многозначительно произнес он.

— В каком смысле?