Зеленый фронт

— Они же нас растопчут, — Сталин уже не говорил, он шептал. — Едва они узнают, что есть у нас, то Гитлер станет для них лучшим другом, братом, отцом… Понимаешь?! Нас раздавят, как таракана, которого загнали в угол! Может… забыть обо всем этом? Нет человека и нет проблемы…

Берия с силой провел по голове рукой, словно проверяя на месте ли она.

— Поздно, Коба, уже слишком поздно, — он буквально физически ощущал, как у собеседника схватывает сердце. — Среди привлеченного персонала уже давно распространяются многочисленные слухи о нашем объекте. Пока это все на уровне домыслов: кто-то что-то видел, где-то слышал… Болтают о жутких опытах, которые наркомат проводит над арестованными… Надо что-то делать. Это только начало. С каждым днем эти домыслы будут принимать все более фантастическую форму. Им всем нужно что-то скормить, пока мы не будем готовы…

— Опять про сочувствующих? — Сталин принял окончательно решение — идти до конца. — Маленков же съел и не поморщился. Остальные тоже поверят! Главное, как это все обставить.

— Подумаем, товарищ Сталин, — закивал головой Берия, видя что разговор становиться все более конкретным. — Организуем слив сведений через наших агентов. Подберем пару товарищей из сочувствующих… Наградим орденами, в «Правде» появятся несколько статей о бывших соотечественниках, которые изъявили желание помощь своей бывшей родине.

85

Оккупированная территория. В 20 км. севернее п. Барановичи.

Окружной лагерь для советских военнопленных Stalag 162 XI. Четкий квадрат стен из массивных бревен, опутанных тесными рядами колючей проволоки, ограничил довольно большой участок земли. В высоких, семиметровых вышек, прекрасно просматривалась вся территория лагеря — пара низких бараков, дома администрации и охраны, несколько припаркованных грузовиков… До леса было метров двести — двести пятьдесят, пробежать которые все равно не успеешь — пуля лети быстрее.

— Блох травят, — прошептал высокий скелетоподобный красноармеец, кутаясь в рваную шинель. — Чистоту, падлы, любят! Обкурят какой-то дрянью, дыши потом.

Остальные молчали. Изможденные землистые лица с потухшими глазами. Люди сидели прямо на земле, едва покрытой пожухлой прошлогодней травой.

— Слышь, одноглазый, блох говорю травят? — дылда не унимался, тукая в бок своего соседа — невысокого бойца с повязкой на левом глазу. — Видишь дымок?!

Тот поднял голову и уставился на барак здоровым глазом. Почти черной от въевшейся грязи он провел по подбородку и скривился.

— Нет там ни каких блох, — харкнул он между ног. — Еще вчера исчезли…, — высокий недоуменно посмотрел на него, потом повернул голову в сторону барака. — Блохи, мухи… Повар вчера с охраной разговаривал. Говорит и мышей не стало… Хреново все это…

— Да, хрен с ними! — встрепенулся сидевший недалеко от них мужик с длинными оттопыренными ушами. — Пожрать бы лучше дали. Хоть баланды этой чертовой! Живот аж сводит! — он с таким вожделением уставился в сторону кухни, что казалось еще немного и прожжет ее взглядом.

— Перед наводнением так бывает, — глухо пробормотал высокий красноармеец, не обращая внимание на продолжавшего причмокивать губами ушастого бойца. — Вся живность бежит по-дальше от того места, которое должно затопить…

— Чего же они так долго?! — не унимался страдалец, пробую жевать какую-то сорванную здесь же траву. — Там делов-то на пять минут… Водицы залил, огоньку добавил, а потом свеколки, да картошечки… И мучки немножко…

— Мучки ему…, — зло усмехнулся одноглазый. — Эти твари древесную муку добавляют в баланду для массы. Это пока еще ничего, но потом… они …

Вдруг к ним, сидевшим немного в отдалении от основной массы жителей первого барака, на корточках начал подбираться какой-то человек. Немного сгорбленный, сильно заросший, в натянутом на голое теле странном рясоподобном платье, он целенаправленно пробирался к ним.

— Слышь царица полей, — окликнул высокого его сосед. — Что это за тип такой?

— Чего тебе надо, дед? — грубо буркнул он на этого человека. — Немчура и так нервная, того и гляди пальнет.

Незнакомец поднял голову и на красноармейца посмотрели пронзительные синие глаза, цветом напоминающие ясное июньское небо. Однако, грязное, как и у вес лицо, принадлежало отнюдь не деду, как им показалось первоначально. На товарищей по несчастью смотрел довольно молодой человек — наверное, лет тридцати — тридцати двух. Он молчал несколько минут, пристально изучая их лица. Одновременно его руки непрерывно перебирали какие-то непонятные узловатые корешки, свисавшие с его шеи.

— Он уже близко, — наконец, заговорщическим тоном прошептал он, протягивая к ним свои руки. — Вы готовы к его приходу?

Одноглазый — бывший командир роты … полка Андрей Лисицин — понимающе переглянулся с соседом. Такое они наблюдали уже не раз. В их барак обычно направляли самых слабых или уже больных, которые время от времени сходил с ума от постоянного холода, голода и издевательств.