– Ты похожа на маленькую гусеницу в коконе, – сказал Хулио Реатеги. – На одну из этих бабочек в окне. Сними его, Лалита, доставь мне удовольствие, что тебе стоит.
– С ума сойти, – сказал Акилино. – То надень, то сними. Что за причуды у этого богача.
Тебя никогда не мучила похоть, Акилино? – сказал Фусия.
– Я дам тебе все, что хочешь, – сказал Хулио Реатеги. – Проси что угодно, Лалита. Ну, иди ко мне.
Теперь покрывало лежит на полу, похожее на венчик виктории регии, а из него поднимается, как водяная лилия, стройное тело девушки. У нее маленькие упругие груди с дерзко торчащими сосками, а сквозь рубашку просвечивают гладкий живот и крепкие бедра.
– Я вошел, делая вид, что ничего не замечаю, и смеясь, чтобы этот пес Реатеги не сконфузился, – сказал Фусия. – Он вскочил с гамака, а Лалита надела покрывало.
– Тысячу солей за девчонку! Ну и заломил! – сказал Акилино. – Это цена мотора, Фусия.
– Она стоит десять тысяч, – сказал Фусия, – только я тороплюсь, вы сами прекрасно знаете почему, дон Хулио, и я не могу возиться с женщинами. Я хотел бы уехать сегодня же.
Но так дело не пойдет, ему не удастся вытянуть из него тысячу солей, хватит и того, что он его спрятал. И потом, Фусия сам видит, что дело с каучуком лопнуло, а из-за их паводка с лесоразработками в этом году уже ничего не выйдет, а Фусия – вы же знаете, дон Хулио, эти лоретанки не женщины, а огонь. Ему жаль расставаться с ней, потому что она не только хорошенькая, но и стряпать умеет, и сердце у нее доброе. Ну как, по рукам, дон Хулио?
Тебе и вправду жаль было оставлять ее в Учамале с сеньором Реатеги? – сказал Акилино. – Или ты это только так говорил?
– Чего мне было жалеть, – сказал Фусия, – я никогда не любил эту шлюху.
– Не вылезай из воды, – сказал Хулио Реатеги, – я искупаюсь с тобой. Но не стой голая: что, если приплывут канеро[33]? Надень что-нибудь, Лалита, хотя нет, подожди, подожди немножко.
Лалита, сидя на корточках, плещется в заводи, и от нее по воде расходятся круги. Зашевелились лианы, свисающие на воду, и Хулио Реатеги: вот они, прикройся, Лалита, с канеро шутки плохи, они то ненькие, юркие, забираются куда не след, царапаются своими колючками, и все внутри воспаляется. Смотри, крошка, придется тебе пить отвары, что готовят боры, и целую неделю мучиться поносом.
– Это не канеро, а обыкновенные рыбки, разве вы не видите, хозяин? – сказала Лалита. – Вам показалось, просто водоросли колышутся. А до чего теплая вода, правда?
– А приятно, должно быть, Фусия, купаться вместе с женщиной нагишом, – сказал Акилино. – Жаль, что мне ни разу не случилось, когда я был молодым.
– Я проберусь в Эквадор по Сантьяго, – сказал Фусия. – Путь неблизкий, дон Хулио, и мы уже больше не увидимся. Вы об этом подумали? Ведь я уезжаю этой же ночью. А ей только пятнадцать лет, и я был первым мужчиной, который к ней притронулся.
– Иногда я думаю – почему я не женился, – сказал Акилино. – Но как мне было жениться при такой жизни? Всегда в пути, а на реке разве встретишь женщину. Вот ты не можешь пожаловаться, Фусия. У тебя женщин хватало.
– Договорились, – сказал Фусия. – Вы даете мне вашу лодочку и консервы. Это хорошая сделка и для меня, и для вас, дон Хулио.
– Сантьяго далеко, и тебе туда не добраться незамеченным, – сказал Хулио Реатеги. – А кроме того, в эту пору по ней не проплывешь, и ты потеряешь месяц с лишним. Не лучше ли тебе податься в Бразилию?
Там меня ждут по обе стороны границы из-за истории в Кампо Гранде. Я не так глуп, дон Хулио.
– Никогда тебе не добраться до Эквадора, – сказал Хулио Реатеги.
– И в самом деле, ты туда не добрался, – сказал Акилино. – Остался в Перу.
– Всегда у меня так получалось, Акилино, – сказал Фусия. – Что я ни задумывал, все выходило наоборот.
– А если она не захочет? – сказал Хулио Реатеги. – Ты должен сам уговорить ее, прежде чем я дам тебе лодку.
– Она знает, что мне придется мотаться с места на место, что со мной может случиться что угодно, – сказал Фусия. – Ни одной женщине не улыбается таскаться за человеком, которого разыскивает полиция. Она будет счастлива остаться, дон Хулио.
– И все-таки она пошла за тобой и во всем тебе помогала, – сказал Акилино. – Она вела такую же собачью жизнь, как и ты, и не жаловалась. Нет, что ни говори, Лалита была хорошая женщина, Фусия.