Читаем Зеленый Дом полностью

Из своего первого похода они вернулись через две недели. Она сидела над обрывом, солнце красноватым светом освещало озеро, и вдруг они показались в горловине протоки. Лалита вскочила — поскорее спрятаться, — но тут же узнала их: в первой был Фусия, во второй — Пантача, в третьей — уамбисы. Почему они вернулись так скоро, ведь он сказал — на месяц? Она сбежала вниз, к причалу, и Фусия — приехал Акилино, Лалита? А она — нет еще, и он — сукин сын. Они привезли только шкурки ящериц, Фусия был в бешенстве — этак мы помрем с голоду, Лалита. Уамбисы смеялись, разгружая каноэ, их жены, без умолку вереща, суетились вокруг них, а Фусия — смотри, как они довольны, эти собаки, и было бы с чего — приехали мы в селенье шапров, а там ни души, и эти болваны все сожгли и отрубили голову псу. Никакой добычи, убыток, зряшная поездка, ни мячика каучука, одни шкурки, которые ни черта не стоят, а эти рады-радешеньки. Пантача был в одних трусах и почесывал у себя под мышками — надо двигаться глубже, хозяин, сельва велика и полна богатств, а Фусия — дубина, чтобы ехать дальше, нам нужен лоцман. Они пошли в хижину, поели бананов и жареной маниоки. Фусия все время говорил о доне Акилино: что могло случиться со стариком, до сих пор он меня никогда не подводил, а Лалита: в последние дни было очень дождливо, наверное, он где-нибудь укрылся, чтобы не промочить то, за чем мы его послали. Пантача, повалившись на гамак, чесал себе голову, ляжки, грудь — а что, если на порогах у него затонула лодка, хозяин? И Фусия — тогда мы пропали, не знаю даже, что будем делать. И Лалита — не пугайся так, уамбисы засеяли маниоку по всему острову и даже амбарчики построили, а Фусия — ерунда, когда еще они урожай соберут, и потом, это чунчи могут питаться одной маниокой, но не христиане, подождем дня два, и, если Акилино не приедет, придется мне что-нибудь предпринять. Немного погодя Пантача закрыл глаза, захрапел, и Фусия встряхнул его — пусть уамбисы растянут шкурки, пока не напились, а Пантача — сперва надо маленько отдохнуть, хозяин, все тело ломит, шутка ли, столько грести, и Фусия — ты что, не понимаешь, дурак? Оставь меня одного с моей бабой. А Пантача на это с обалделым видом — вы счастливчик, хозяин, у вас есть настоящая женщина — и с тоскою в глазах — а я уже сколько лет не прикасался к белой, и Фусия — убирайся, да поживее. Пантача, хныкая, ушел, и Фусия — ну вот, сейчас он одурманит себя, раздевайся же, Лалита, чего ты ждешь, а она — у меня месячные, а он — ну и что. А вечером, когда Фусия проснулся, они пошли в поселок, где повсюду пахло масато и валялись пьяные уамбисы. Пантача куда-то запропастился. Наконец они нашли его на другом краю острова — он расстелил свою циновку на берегу озера, и Фусия — что я тебе сказал, он ублажает себя на свой лад. Пантача что-то бормотал сквозь зубы, закрыв лицо руками, а возле него горел костер, и в горшочке варились какие-то травы. По ногам его ползали жуки, и Лалита — а он и не чувствует. Фусия погасил костер, пинком сбросил в воду горшочек — попробуем-ка его разбудить, — и они вдвоем принялись его трясти, щипать, бить по щекам, а он — я по чистой случайности родился в Куско[53], хозяин, душою я с Укайяли[54], и Фусия — слышишь? и она — слышу, он как помешанный, а Пантача — грустно у меня на сердце. Фусия встряхивал его, пинал ногой — чертов горец, сейчас не время бредить, надо не спать, не то мы помрем с голоду, и Лалита — он не слышит тебя, он сейчас в другом мире. А Пантача сквозь зубы — двадцать лет я прожил на Укайяли, хозяин, и пристрастился охотиться на арапайм, а крепкий я был, как чонта, кожу москиты не прокусывали. Я по пузырькам видел, когда арапаймы всплывают подышать воздухом, дай-ка мне острогу, Андрее, только продень конец да затяни покрепче — я привязываю ее, хозяин, — и я укладывал их с одного раза, а на Тамайа каноэ перевернулось, и я выплыл, а Андрее нет, ты утонул, брат, сирены утащили тебя на дно, теперь ты, наверное, их муж, зачем ты умер, голубчик Андрее. Они сели и стали ждать, когда он придет в себя, и Фусия — скоро очухается, не стоит терять этого чоло, хоть он и с придурью, но полезен мне, и Лалита — зачем он вечно дурманит себя своими отварами, а Фусия — чтоб не чувствовать себя одиноким. По циновке и по телу Пантачи ползали жуки и мокрицы, а он: зачем мне быть лесорубом, хозяин, в лесу плохое житье, то ли дело река и арапаймы. Брось, говорит, я знаю, что такое лихорадка, иди ко мне, я и плачу больше, и выдаю по десятку сигарет, выпьем по стаканчику, я угощаю, ты мой человек, проведи меня туда, где есть кедры, бальзовое дерево и розовое, подыщи мне умелых людей, а я ему: если пойду, сколько ты мне дашь вперед, хозяин, мне тоже хотелось иметь дом, жену, детей и жить в Икитосе, как люди. И вдруг Фусия -послушай, Пантача, что произошло в Агуайтиа? Расскажи мне, миленький, ведь я твой друг. Пантача раскрыл и опять закрыл глаза, красные, как обезьяний зад, и сквозь зубы — в этой реке была кровь, хозяин, и Фусия — чья кровь, чоло? А Пантача — горячая кровь, густая, как каучуковый сок, когда он сочится из надреза, и в протоках, и в бочагах тоже была кровь, все кругом было как кровавая рана, хочешь верь, хочешь не верь, хозяин, и Фусия — конечно, я тебе верю, чоло, но откуда там было столько горячей крови, и Лалита — оставь его, Фусия, не расспрашивай, он страдает, а Фусия — молчи, стерва, ну-ну, Пантача, чья же кровь лилась, и он сквозь зубы — этого мошенника Боковича, югослава, который нас обманул, он был хуже дьявола, хозяин, и Фусия — за что ты его убил, Пантача? И как, чоло, чем, а Пантача — он не хотел нам платить, говорил, мало кедра, пойдем вглубь, и вытаскивал винчестер, и еще он избил одного носильщика, который стибрил у него бутылку вина. И Фусия — ты застрелил его, чоло? А он — я хватил его мачете, хозяин, да так, что у меня онемела рука, и Пантача начал дрыгать ногами и плакать, и Лалита — смотри, что с ним делается, он совсем взбесился, а Фусия — я выпытал у него тайну, теперь я знаю, почему он скрывался, когда его встретил Акилино.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги