Тетушка надела рабочий комбинезон, прошла на кухню, приготовила утренний коктейль и, пока все еще спали, начала уборку холла, посреди которого стоял старинный музотрон, чем-то напоминающий циркового слона. Весело жужжал пылесос, пела стеномойка, шелестели ионизаторы, и вскоре дом наполнился ароматом забытых трав, заблестел паркетом, стеклами окон.
За завтраком все притворились, что ничего не случилось. Правда, Рауль Дитри хмурился и много курил. А близнецы то и дело виновато ловили взгляд тетушки, словно извиняясь за то, что принесли ей неприятность.
Когда мальчики ушли в колледж, мистер Дитри – в клинику, а миссис Эла отправилась по делам благотворительного общества, тетушка принялась за второй этаж.
Беспечно насвистывая, убрала в нишу кровать, включила полотер и стала следить, как он усердно трет своими ластами-щетками желтый паркет. Тут взгляд ее случайно упал на подоконник. «Нет, эти сорванцы невозможны, — подумала она. — Опять нацепили на кактусовые колюч-ки бумажный цветок!».
Тетушка подошла к подоконнику, притронулась к цветку, и вдруг ее ноги и руки стали наливаться испугом. Зажмурилась, потом приоткрыла один глаз, затем другой и увидела, что не ошиблась: цветок был вовсе не бумажным! Из полузасохшей колючки легким пламенем пробивались узорчатые язычки живых лепестков. Пунцовые блики нежно играли на корявых листьях.
— Значит, не приснилось! — воскликнула она. — Значит, мальчишки не выдумали, вчера и впрямь приходил Пипл!
Много лет назад Эльза Кнэп загадала: Пипл вернется в тот день, когда расцветет этот высохший кактус. Какой-нибудь веселый математик сказал бы: «Вероятность того и другого равна нулю. А поэтому, как знать, может, что-то и получится».
И вот кактус расцвел.
Как удивились бы близнецы, если бы узнали, что глиняную вазу, в которой сегодня распустился цветок, когда-то держал в руках их новый знакомый клоун Пипл. Не тот насмешливый и немного усталый Пипл, с которым мальчики познакомились вчера, а энергичный молодой человек, мечтающий дарить людям праздники, изгонять из сердец скуку.
Она не могла бы объяснить, почему воткнула в вазу именно этого колючего уродца, а не что-нибудь поизящнее. Но порой, с грустью глядя на кактус, думала о том, что ее любовь к Пиплу так же бесплодна, как это невзрачное растение, и самое место торчать ему в старой вазе памятным знаком несбывшихся надежд.
Теперь каждая минута наполнилась ожиданием. Тетушка чутко прислушивалась, не раздастся ли звонок, не послышатся ли быстрые шаги и такой знакомый голос: «Ну, рассказывай, как жила без меня?»
Она машинально переходила из одной комнаты в другую, проверяя, все ли на месте. Симметрично, как того требовала мода, расставляла кресла, расстилала в коридоре ковровые дорожки, смахивала пыль с развешанных по стенам картин, геометрические фигуры которых не задевали ни ее ум, ни сердце.
Стремление Рауля Дитри к симметрии было настолько сильным, что когда на носу у одного из близнецов вскакивала пара чуть заметных веснушек, он чувствовал себя не в своей тарелке до тех пор, пока веснушки не исчезали или не появлялись у другого. И тетушку иногда подмывало нарушить устоявшийся порядок и все в этом доме перевернуть вверх тормашками.
Но сейчас она заглядывала то в одну комнату, то в другую. Вот уже последняя пылинка сметена, а она все находила себе новую работу. Наконец села в кресло-качалку, откинулась на спинку и закрыла глаза.
…Это было давно и вчера. Маленькая Эльза нежно любила своего великана, и он души не чаял в крошке Кнэп.
— Дружи со мной и будешь видеть далеко, — смеялся он, подсаживая ее к себе на плечи.
Но хорошо им было только в цирке. Стоило же выйти на улицу, как доброжелательный зритель, который час назад щедро осыпал их разноцветными конфетти и награждал аплодисментами, превращался в свирепую толпу. Миниатюрная гимнасточка и огромный клоун раздражали всех своей бросающейся в глаза несоразмерностью.
— Чем он тебя одаривает – фонарями с телеграфных столбов или звездами с неба? — кричали Эльзе.
— Ты когда-нибудь нечаянно придавишь ее башмаком, — донимали Пипла.
Первой не выдержала Эльза.
— За что нас так ненавидят? — спросила она однажды, уткнувшись лицом в его грудь. Он нежно погладил ее волосы.
— Не плачь, малышка. Мы раздражаем всех потому, что ни на кого не похожи.
— Я больше так не могу, — вырвалось у нее.
— Что же ты предлагаешь? — растерялся он.
— Не знаю.
— Если ты устала и не веришь в наше счастье, значит, время расстаться и…
Он не договорил, но, кажется, с того дня все и началось. Вернее, все кончилось. Эльза стала бояться высоты. И каждый раз, когда трапеция взмывала под купол, ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание и сорвется. Даже плечи Пипла казались ненадежными.
Когда же они вдвоем выходили из цирка, она чувствовала себя такой коротышкой рядом с ним, что хотелось отступить на несколько шагов. И Пипл вроде бы тоже стал смотреть на нее глазами других.
Кто знает, может, все только чудилось? Но так или иначе, они расстались. Тридцать лет назад.