Зелень. Трава. Благодать.

Старшие кидают ей другой мяч из коробки, которую мы принесли с собой.

— Йоу, Стивен, — окликает его Бойль, — ты готов посмотреть, как я запущу мячом через забор?

— С самого обеда жду не дождусь, — говорит ему Стивен. — Разбуди меня, если, не дай бог, и впрямь такое случится.

В ответ Бойль смеется и готовится принять подачу. Грейс подает свой первый честный мяч за всю игру. Он отбивает его, как пушинку. Стивен сначала немного медлит, затем резко срывается с места и бежит вслед за мячом. Подпрыгивает и в прыжке ловит его у самой верхушки забора. Мы кричим в восторге. Стивен танцует жигу. Бойль окончательно выходит из себя и в сердцах мечет свою биту через все поле, словно дротик. Блядство, — вопит он в ярости. Нет, ты только погляди, что за блядство такое? Только не засрите мне подборы, вы, жирные ублюдки, мне нужен еще удар, — гремит он, обращаясь к своим товарищам по команде. Один из них приносит ему биту. Каким-то образом им все же удается выровнять счет после четырех безответных синглов. Арчи выезжает на площадку для подающего. Грейс швыряет в него бычком. Бойль возвращается на позицию, чтобы испробовать свой второй шанс, разминаясь, поводит плечами и поднимает глаза к небу.

— Господь всемогущий, — начинает молиться он. — Кто я такой, чтобы просить тебя о многом. Знаю, ты знаешь, что я лентяй и много пью. И встаю поздно. И, блядь, ничего-то я в своей взрослой жизни не смог добиться. Запорол пять помолвок и полжизни провел в вытрезвителях. Если ты всего этого не одобряешь, то давай поговорим на эту тему позже. Ты же знаешь, что я не хуже любого другого могу запустить теннисный мяч, Господи. Ты же видел сам, как в детстве я тыщу раз перебрасывал его через забор. А вот у этого придурка здесь уж не знаю, как язык только поворачивается говорить мне, что я ни за что в жизни так не смог бы. Нет, ну надо же, что несет! Так вот, я молю тебя всего об одном последнем хоумране, после которого, клянусь, я запихаю свою биту этому уроду в задницу и никогда больше не стану играть в стикбол вплоть до самой смерти. Надеюсь, ты все усек, Господи?

Закончив молитву, он опускает руки.

— Подавай, — одними губами командует он Грейс.

Она подает. Он отбивает. Мяч отлетает от биты. Чисто перелетает через забор, затем и через Ав тоже. И со скоростью ракеты несется по направлению к церкви, к огромному круглому мозаичному стеклу над входом. Дзинь. Вот это, бля, хоумран. Окно разбилось. Вот это, бля, мы попали. Мы замираем и только переглядываемся. Первый звук, который следует за звоном разбитого стекла, — это звук биты, падающей на асфальт. И тут же кто-то кричит Бежим. Пожалуй, я предпочту дернуть к дому, чтобы переодеться. Остальные придурки уже что есть духу несутся к Манджоли. На бегу я успеваю один раз обернуться. Грейс возглавляет их группу. Парни бегом толкают перед собой инвалидное кресло с Арчи, заставляя толпу на тротуаре испуганно расступаться. Разъяренные водители, вынужденные сдавать назад, провожают бегущих истошными сигналами, но даже они не в силах заглушить Бобби Джеймса, который на всю улицу отчаянно визжит «Богородицу». Я исчезаю среди улиц с типовыми домами, перехожу на кошачью трусцу и спокойно принимаюсь расчесывать волосы, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, но также ни от кого и не прятаться. Не обращайте на меня внимания. Я простой городской церковный служка, спешу домой, чтобы переодеться в костюм, чтоб потом спеть в нем песенку, разве я похож на вандала, который только что разбил в церкви окно и теперь спешит скрыться с места преступления, дабы остаться безнаказанным?

Гарри Карран меряет шагами пятачок перед входом в «У Манджоли» и, в нервном ожидании чего-то, поминутно смотрит на часы. К нему подхожу я в кипенно белом костюме и таких же туфлях. Увидев меня, он расплывается в улыбке.

— Ты только посмотри, а, Тухи, — говорит он. — Здорово выглядишь.

— Спасибо, — говорю я. — И настроение здоровское.

— Нервничаешь?

— Вот еще, — улыбаюсь я. — Все будет хорошо и никак иначе. Все будет просто здорово.

С этими словами я хватаюсь за дверную ручку. Я готов зажигать. Но Карран меня останавливает.

— Подожди, — говорит он. — Я заплатил диджею двадцать баксов сверху, чтобы он всем объявил о твоем появлении.

— Что, правда? — смеюсь я.

— Правда, — гордо заявляет мне он. — Стой пока здесь. Я должен дать ему отмашку, что ты пришел.

Он приоткрывает дверь и проскальзывает внутрь, откуда доносится гомон и орет фоновая музыка. Дверь за ним закрывается, отгораживая все звуки, несущиеся изнутри банкетного зала. Музыка пропадает.